Восход Левиафана (СИ)

И быстрее, чем Эрра успел среагировать, Рокеронтис приложил правую руку к виску ничего не понимающего Карна. Его движение было молниеносным, словно бросок гремучей змеи. Парень хотел воспротивиться, отстраниться от незнакомца, но в следующую секунду его поглотила темнота.

Темнота разлилась вокруг, сомкнулась над головой, поглотила звуки и краски. Она была везде. В ней было хорошо и спокойно, как в теплой ванне. Но покой продлился недолго. Очень скоро темнота начала заполняться радужными вспышками, настолько внезапными и яркими, что они буквально били по глазам. Карн хотел заслониться, но не смог. Он не ощущал своего тела, он не ощущал вообще ничего. Он мог только видеть. Внимать.

Вспышки стали замедляться. Вскоре Карн понял, что это не хаотичные розблески яркого света, а картины, живые картины, эпизоды какой-то истории. Картины мелькали слишком быстро, Карн не мог задержаться ни на одной из них дольше неуловимого мгновения. Вместе с визуальными образами приходили обрывки звуков, и даже запахов. Карн видел людей в одеждах из звериных шкур, видел ритуальные бубны, украшенные перьями хищных птиц, видел деревянные луки с костяными накладками. Слышал отзвуки голосов, подобных громовым раскатам. Затем промелькнули картины, изображающие спящих людей. Потом все слилось в единый поток: кровь, песок, предсмертные крики, люди в одежде разных эпох, люди, засыпающие и просыпающиеся с гримасами ужаса на лице, люди, заснувшие и уже никогда не открывшие глаз...

И тут он увидел то, что ему вовсе не собирались показывать. Он увидел самое начало этой древней никому не известной легенды, причем так, будто был ее главным участником, будто сам пережил все это. Он увидел, как Рокеронтис пришел в этот мир, и нужно сказать, что это была не самая добрая и жизнеутверждающая история.

***

Ха-вень-ни-ю, предвечный правитель Великого острова, что от начал времен плывет над облаками, одарил юного охотника своей благосклонностью - Кизекочук выследил благородного карибу и меткой стрелой с кремниевым наконечником поразил его в самое сердце. Худощавый поджарый охотник росомахой метнулся к своей добыче и узрел, что, несмотря на удачный выстрел, зверь еще жив.

Кизекочук склонился над животным, медленно коснулся его левой рукой, в то время как его правая рука гадюкой скользнула вдоль тела к широкому кожаному поясу, на котором рядом с томагавком висел короткий прямой нож (родовая реликвия, оружие из кровавого камня!). От прикосновения карибу едва заметно дернулся и повел мордой в сторону охотника.

- Прости меня, - едва слышно прошептал Кизекочук. - Твой маниту свободен, небесный охотник Со-сон-до-ва готов принять тебя на равнинах Великого острова.

Кизекочук нанес удар, которого карибу даже не заметил. Зверь дернулся в последний раз, его взгляд подернулся дымкой посмертия и остекленел. Молодой охотник вздохнул и плавно извлек красое лезвие из теплой податливой плоти. Взрослый карибу - большая удача, на это стороне озера Антинэнко таких не видели уже три или даже четыре зимы.

Охотник спрятал нож из кровавого камня и достал обычный костяной. Он споро освежевал и разделал тушу, затем побродил по молодому сосеннику и собрал сносную волокушу из павших веток. Он сложил сочащееся сукровицей мясо и выпотрошенную шкуру на волокушу и закрепил кожаными ремнями. Уложил рядом несколько крупных костей карибу и, конечно, большие красивые рога, из которых выйдет немало нужных и практичных вещей.

Особенно ему приглянулись два небольших рожка, которые причудливо переплелись между собой, образуя подобие человеческих тел, соединенных в пламенном танце двух влюбленных сердец. Он уже решил отнести эти рожки трехпалому Нэхайосси, который создает из кости такие вещи, что ни одна дева не в силах отвести от них взор! Конечно, это будет подарок для его возлюбленной Витэшны.

Знай другие его мысли, кто-то непременно сказал бы, что Кизекочук излишне тонок душой для сына сахема племени, которое среди ходинонхсони уже которую зиму признавалось эталоном воинского искусства. Но его это мало волновало, ибо никто из племени не умел сравниться с ним в бою на копьях, метании томагавков или стрельбе из лука. Лучший воин, лучший охотник, такому можно простить нарочитую романтичность, особенно если учесть, что Кизекочук уже давно влюблен в Витэшну. Влюблен взаимно и каждый в их племени (даже поцелованная духами безумия старуха Миджиси) понимал это и не смел скрыть искренней улыбки, видя их вместе.

Кизекочук совершил два перехода прежде, чем почувствовал, что ему требуется отдых. Без волокуши он одолел бы шесть или даже семь переходов за вдвое меньший срок, но ценная добыча замедляла его. Он выбрал место в тени исполинской секвойи, почуяв в восточном ветре запах проточной воды. В двух сулету от секвойи по дну небольшой ложбинки бежал кристальный ручей.