Восход Луны

Закрыв дверь, присела на стул возле стола, перебрала несколько листов с записями, смысл которых мне не суждено было узнать. Нашла уже знакомый рисунок печальной Селестии, и пару новых рисунков себя. На одном я смотрела в окно, сидя на кухонном столе и опираясь передними ногами на подоконник. Лайри нарисовал меня со спины, я не видела выражения своей мордочки. Но неужели у меня действительно столь красивая спина, грациозные крылья, волнистая грива, изящный изгиб шеи и настороженно-любопытствующие ушки? Что же я могла найти интересного за окном? И насколько помню, при Лайри я никогда не сидела вот так на столе. Значит, он не срисовал, а придумал все это, и позу, и обстановку? На другом рисунке я запечатлена спящая в расслабленной откровенной позе на спине. Ноги раскинуты, крылья распростерты по всему дивану, тело слегка изогнулось, будто подавшись навстречу ласкам невидимых рук, морда хранила задумчивое выражение, левая бровь вопросительно поднята. Какие сны посещала я в тот момент? Быть может, общалась с сестрой? А человек каждое утро застает меня в такой вот позе, любуется мной, ласкает, будит и причесывает. Конечно, он получает огромное удовольствие от всего этого.

Э-э-эргх-х… Зевнув, содрогнулась всем телом. Как же хорошо просыпаться теперь по утрам в объятиях любимого. Хм-м, я в мыслях назвала человека любимым?

Сложив листы стопкой как были, глянула в коробку с серыми пластинами. Некоторые отдельно, большинство же закреплены в рамках меж прямых веточек. Выпуклые, вогнутые, угловатые, округлые детали неких механизмов.

Не узрев ничего интересного, я прошлась по комнате, вспрыгнула на кровать, обнюхивая место Лайри, и наконец, поняла, чем привлек меня его запах - он похож на запах жеребца в период «гона». Значит ли это, что теперь надо быть осторожнее в общении с ним, и прекратить «спать нараспашку», чтоб не спровоцировать? А не паникую ли я на пустом месте? Ведь человек не пони, и я не знаю, что значит сей запах на самом деле, а лишь предполагаю. Быть может, для человека он естественный. К тому же, за эти дни Лайри видел меня во всех подробностях, я не раз лежала перед ним на спине и стояла крупом к нему, и ни разу не замечала агрессивных жестов и действий, которые могла бы однозначно истолковать как домогательство и желание совершить насилие.

Развалившись на кровати, задумчиво всматриваюсь в хитросплетение тонких трещин потолка. Селестия оказалась права - Лайри проявлял живой интерес ко мне, заботился. По вечерам после ужина он расчесывал мои волосы, выравнивал и разглаживал перья, подолгу молча лежал рядом, ласкал, восхищаясь красотой и грацией. Но при этом установил четкую грань, которую не нарушал. Я понимала, что ему нравится дразнить меня, почесывая лопатки, однако не могла и мыслить о продолжении любовной игры, о том, чтобы зайти дальше головокружительных прикосновений, заставляющих крылья трепетать и подниматься против моей воли. Стоило подумать о чем-то большем - мне становилось дурно и я сжималась в ком напряженных мышц и ноющих нервов.

Печально улыбнулась, вспоминая, как стыдно, неловко и боязно было мне с человеком в первые дни. Я всегда ожидала от людей худшего, они причинили мне много боли. Мне стоило огромных усилий держать себя в узде, дабы не повторить тот первый вечер, когда я готова была ранить и, возможно, даже убить человека, защищая себя. Рядом с Лайри было трудно привыкнуть к его ласкам - я опасалась удара исподтишка или ножа меж ребер. Скорее всего, человек не подозревает, как нелегко решиться на простое, вроде бы, действие - лечь возле него, разрешая ласкать себя.

Все же, невзирая на свои страхи и все ужасы, которые мне довелось пережить, я признаю: существо из жестокого холодного мира сумело то, что не удавалось сотням моих сородичей. Лайри нашел путь к моему сердцу.

Зажмурила веки - и влага, скопившаяся в уголках глаз, сбежала по щекам, чтоб потеряться в гриве. Он ворвался в мою жизнь с ярким светом и ревом странной машины. Вырвал, фактически, из рабства. Вернул мне счастье, радость, смех, наслаждение, доверие - все, чего я была лишена сотни лет назад. Воскресил меня душевно, с ним я вновь ощущала себя окрыленной, жаждущей жить, мыслить, чувствовать. И единственное, что оставалось необъяснимым для меня - его любовь. Он не клялся в вечной любви, не обещал богатств и власти, не стоял на коленях, целуя копыта с притворным подобострастием. Он просто был со мной, и я воспринимала его как равного себе. Ах, могла ли я представить подобное, когда моего копыта и взгляда безуспешно добивались самые знатные и знаменитые жеребцы всей Эквестрии. Максимум, что я позволяла им - потанцевать со мной на очередном Галоппинг Гала.