— Посторонись! — приказывает мне дед. — Сверни с дороги!
Мы поспешно сошли на обочину.
— Здравствуйте! — почтительно склонился дедушка.
Один из всадников, ехавший на красивом белом скакуне, придержал коня и спросил:
— Откуда едете? Чей это хлам? — Он говорил неразборчиво, будто его оса в язык ужалила. Шапка и воротник из коричневого каракуля отдавали в вечерних сумерках густым блеском. Можно было предположить, что всадник в этих краях лицо значительное. Второй всадник проехал дальше и поджидал спутника.
— Из города семью Негмана перевозим. Будут вам новые подданные, — дед употребил старинное слово. — Это сынок его, — и указал на меня.
Я хотел было поздороваться, но всадник не удостоил меня вниманием.
— Почему же он сам не поехал, а оторвал от работы тебя?
— Да какая мне сейчас работа, пахать вроде бы еще рановато… — Дед старался не смотреть в лицо всаднику. Мне было жалко его, таким я его еще не видел. Он стоял, как ученик, сбежавший с уроков и встретившийся с учителем. Совсем растерялся.
— Ишь, ты, пахать рановато… Шел бы помогать кузнецу. Плуги еще не готовы, сохи, бороны… Семена не очищены…
Дедушка, приложив руки к груди, кланялся:
— Сделаем, раис, сделаем. Все сделаем.
Он вел себя недостойно, унижался. Я едва выдерживал все это.
— Вот что, — отъехавший было всадник снова повернул коня. — Увидев офицерские сапоги Негмана, наш Джурабек тоже захотел такие. Ну, молодой, что поделаешь… Зачем теперь твоему сыну хромовые сапоги? И, понизив голос, добавил: — Отблагодарю…
— Сами ему об этом скажите, — как-то неопределенно ответил дед.
Всадник исчез, затих цокот копыт его белоснежного скакуна.
— Дедушка, ведь это дядя Хушвахт! — пораженный, воскликнул я. — Он не узнал меня?
— Прошли те времена, когда он был дядей Хушвахтом. Теперь он раис — голова… Ну, ничего. Пусть он попробует поговорить так с твоим отцом. Тот ему ответит… — дедушка еще что-то ворчал себе под нос.
Мы погнали ослов и вскоре вошли в кишлак.
Я узнавал памятные мне места: сады за низкими оградами, тополя вдоль улочек, прячущиеся за деревьями кибитки и горы, подступившие к самому кишлаку. А вот родник… Все мне было знакомо, ничто здесь не изменилось. Но не было прежнего величия и той необыкновенности, о которых я не уставал рассказывать городским мальчишкам. И вершины гор казались теперь ниже, и тополя не такими стройными. Кажется, и люди, с которыми я потом встретился, чуточку стали другими.
Может быть, сказывались последствия трудных военных лет, а может, я повзрослел и научился видеть по-другому.
Авторизованный перевод Б.Пшеничного
МУХИДДИН ХОДЖАЕВ
Мухиддин Ходжаев известен в Таджикистане и за его пределами не только как автор многих рассказов и повестей, но и как кинодраматург. Вехами его творческого пути являются книги прозы "Вместо извинения", "Честный хлеб", "Знак любви", сценарии кинофильмов "Под пеплом огонь", Тайна предков" и другие произведения.
М. Ходжаев член СП СССР.
НЕ ТЕРЯЙ ЗВЕЗДУ
Рассказ
Прошел год, как Латофатбону выдала замуж свою третью дочь, и сейчас жила с мужем и младшим сыном. Ей повезло: все три зятя попались хорошие. Она относилась к ним как к сыновьям. Теперь Латофатбону подумывала женить младшего. Тогда она успокоилась бы: все исполнила…
И вдруг домой пришла Мехриджон — с чемоданом. Все удивились, потом решили, что она куда-то уезжает и зашла прощаться. Но оказалось, что поссорилась с мужем, забрала все необходимое и вернулась к родителям.
Первые два дня все молчали о происшедшем, на третий вечер мать с дочерью поговорили по душам.
— Разведусь, — сказала дочь.
— Так сразу?
— Я не буду больше с ним жить.
— Почему? Ты же вышла за него по любви.
— Слишком уж мать его сварлива. Вечно поучает: делай так, а не эдак.
— Ну и что же? Ты — молодая, она же прожила долгую жизнь. Терпи. Так делай, а эдак не делай.
— Терпи… Сколько можно? Надоели бесконечные наставления.
— А что говорит зять? — спросила Латофатбону.
— То же, что и вы. Говорит: ты образованная, она темная, неграмотная женщина. Постарайся ужиться с ней.
Он прав.
— А еще говорит, — продолжала Мехриджон, — запомни: мать меня растила, оберегала, поила, кормила… Из-за тебя я не брошу ее. Тогда, говорю в ответ, я разведусь с тобой. Как хочешь, ответил он. Я взяла чемодан и пришла к вам.
Латофатбону молчала. Почему, удивлялась она, молодежь так легко, беспечно относится к жизни? Наконец спросила:
— И что ты хочешь делать дальше?
Мехриджон не стала глубоко задумываться над вопросом матери.
— Что буду делать? Днем, как всегда, буду работать, на ночь приду сюда. Надеюсь, свою младшенькую не выгоните из дома.
— До каких пор? — Латофатбону хотела заставить дочь призадуматься. — Так и будешь одна?
— Почему? — так же легко ответила Мехриджон. — Как и вы, вторично выйду замуж.
Эти слова больно отозвались в сердце матери.
Латофатбону встала и вышла во двор. Муж спал на диване. Она прошлась по двору, затем потихоньку улеглась на топчане. Слезы душили ее. Она смотрела в бездонное ночное небо, усыпанное звездами. А думала не о том. что стояло перед глазами…