Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

— Слезайте! Слишком засиделись! Помогите.

Парни прыгали в песок, дружно налегали плечами и машина медленно, тяжело ползла вперед. Метр, второй, третий… Грузовик освобождался из песчаного плена, налегке выкатывался на более или менее твердый грунт. Курт тормозил, и ребята с шутками и прибаутками вновь усаживались на свои места.

Но вот случилось непредвиденное: машина выскочила на поляну, сплошь изрытую сусликами. На этот раз даже коллективная помощь оказалась бесполезной, — грузовик коснулся задним мостом земли и, несмотря на бешеное вращение, колеса работали вхолостую.

— Черт возьми, — Курт выключил зажигание. — Этим проклятым сусликам не нашлось в Каракумах другого места для нор.

Он вышел из кабины, обошел машину, почесав в затылке, присел на корточки у заднего колеса:

— Да-а… Не пришлось бы нам зимовать здесь.

Курт поднял кусок корневища черкеза и запустил его в суслика, который вынырнул неподалеку и, потешно подняв передние лапки, с любопытством смотрел на грузовик и копошащихся вокруг него людей.

— Это вам за то, что не поверили святому мазару, — сказал Курт.

— А причем тут мазар, если ты сам заехал в эти норы.

— "Сам, сам…" Я вижу — ты слишком языкастый. Это не папин дом, а Каракумы. Нечего языки чесать, давайте собирать хворост. Как-то выбираться надо.

Парни мигом рассыпались по окрестным низинам и через полчаса у грузовика высилась приличных размеров копна веток сазака и черкеза, охапки селина.

Курт пытался выгрести из-под заднего моста песок, а затем подсунуть под колеса хворост, но песок — как вода. Отгребал горсть — притекало две. Через несколько минут вспотевший Курт понял, что занимается пустым делом. Он извлек из кузова две доски, вручил их парням покрепче и приказал подложить под задние колеса в тот момент, когда он включит передачу.

— Только не зевайте, — предупредил он парней, а всем остальным приказал: — А вы тоже ворон не считайте, хворосту побольше под колеса. Хворосту!

И работа закипела: кто-то швыряет хворост, кто-то толкает машину, кто-то сует под колеса доски. Мокрый от пота Курт дал полный газ. Мотор взревел, колеса взвизгнули, и машина медленно, но довольно уверенно поползла вперед.

Убедившись, что опасный участок пройден, Курт неожиданно включил задний ход. Парней, которые в этот момент держали доски, отшвырнуло в сторону. Один из них тотчас же, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги, а вот второй поднялся было, но тут же присел, лицо его исказила гримаса.

Правда, ничего страшного не случилось, но ушиб он получил чувствительный.

— Вот так — не верить в святые места, — перебрасывая из одного угла рта в другой замусоленный окурок, процедил Курт и спрыгнул с подножки. — Ну-ка, что там у тебя?

— Ничего, — сухо ответил паренек и полез в кузов.

— Ты что, с ума спятил? — неожиданно для всех набросился на Курта Довлет. — Убить человека мог…

— А я виновен, что они осторожности не знают. Лезут под колеса… — Курт захлопнул дверцу кабины и, кажется, вовремя это сделал, так как Довлет весьма решительно двинулся к борту и хотел уже было спрыгнуть.

— Оставь его, — придержали Довлета ребята, — разве он поймет?

Курт тем временем включил передачу и машина двинулась.

…И вот опять этот Курт. Скользнув по Довлету злым взглядом, он сказал:

— Убирайся отсюда!

— Почему?.. Что, запрещено?

— Да! Для тебя. Слышишь?!. Лучше не доводи меня.

— А если доведу, то что?

— Чего это вы? — вступилась девушка. — Вы что не поделили?

— Уходи, — продолжал свое Курт.

И Довлет растерялся. Курт был так решителен и смел, что Довлет подумал: "Значит, она его родственница". И, не сказав больше ни слова, пошел к полевому стану.

— Айгуль, давай я помогу, — услышал он за спиною и на душе у него полегчало. "Хоть имя ее теперь знаю", — подумал он.

— Айгуль… Айгуль, — шептал он. — Небесный цветок. Нет, не небесный… Ты цветок Каракумов, Айгуль…

* * *

Теперь Довлет стриг овец. Но работа эта оказалась ничуть не легче прежней. Электромашина тряслась как в лихорадке, казалось, она вот-вот оторвет руки. Держать ее приходилось изо всех сил, а когда постоянно напрягаешься, то быстро устаешь.

Однако Довлет новой работой был доволен. Что трудно, то трудно, конечно, но теперь уже никто не мог прикрикнуть на него. Он — как все. Стрижет не хуже других. Теперь и с Куртом поговорить можно. Кто он? Здесь он сейчас не шофер даже, а такой же стригаль.

Довлет приступил к очередной овце. Запустив машину, он повел ею вдоль хребта животного.

— Ты начинай с ног, — посоветовал ему один из старых стригалей, работавший рядом. Сам он стриг очень ловко, как-то играючи. Каждое его движение было предельно осторожным, рассчитанным. На стрижку одной овцы у него уходило не более пяти — шести минут. А главное — овца не получала ни одной царапинки, а значит, и лежала все время, пока ее стригли, тихонечко, спокойно. Руно тоже получалось аккуратное, целое.

"Эх, мне бы так наловчиться", — позавидовал соседу Довлет. И опять вспомнил Курта. Курт — лучший в колхозе стригаль. Он работает еще аккуратнее и быстрее. Ему вяжет, готовит овец для стрижки специальный человек.