Восход стоит мессы

– Открывайте, именем короля! – крикнул один из сопровождающих Генриха гвардейцев и забарабанил в дверь.

Молчание было ему ответом. Сердце Генриха непроизвольно сжалось.

– Дайте знать, что это вы, ваше величество, иначе, боюсь, придется ломать замки, – посоветовал офицер.

Генрих колебался, он уже был научен горьким опытом.

– Отойдите от двери, – потребовал он, – или мы будем стоять тут до второго пришествия.

– Да пожалуйста, – пожал плечами тот.

Они отдалились на десяток шагов, и Генрих постучал.

– Эй, там! Открывайте, это я! – крикнул он.

За дверью послышалось шевеление и голоса, потом на некоторое время снова все стихло. Затем Генрих услышал звук отодвигаемой мебели и скрежет тяжелых засовов. В конце концов дверь распахнулась.

На пороге разоренного жилища стоял д'Арманьяк¹⁴, сжимая в руке топорик для колки дров. На его немолодом лице была написана азартная решимость и готовность ко всему. Колет его был расстегнут, а рубашка окровавлена, и на левом плече красовалась грязная повязка. Более всего первый камердинер короля Наваррского сейчас походил на разбойника с большой дороги.

– Сир! Вы живы! – только и мог сказать д'Арманьяк, отступая, чтобы дать ему войти.

Генрих быстро шагнул внутрь и захлопнул дверь. Только водрузив на место все засовы, он позволил себе вздохнуть свободнее.

– Ну вот, я и дома, – сказал он, со смесью радости и горечи глядя на своего верного слугу и друга, которого уже и не думал застать живым. Они крепко обнялись, еще не веря, что судьба оказалась чуть менее жестокой, чем оба ожидали.

В его покоях все было перевернуто вверх дном. Разбитая мебель, сорванные портьеры, кругом пятна крови и осколки посуды. Весь пол был усыпан растоптанными лепестками тюльпанов, которые Генрих вчера утром, кажется в другой жизни, сам принес сюда для Марго, пренебрегая помощью слуг. На кровати в комнате д'Арманьяка Генрих обнаружил двоих раненых, одним из них был Шарль де Миоссен. Живой. Вторым – неизвестный Генриху человек.

Миоссена Генрих знал с детства, он был сыном той самой мадам де Миоссен, что нянчила принца Наваррского в первые годы его жизни. Генрих опустился на колени перед кроватью и потрогал лоб своего старого товарища. Тот бредил и не узнавал его. Генрих ничем не мог ему помочь.

Он подобрал валявшийся на полу стул и поставил его к камину, пытаясь создать видимость островка порядка в этом хаосе.

– Давай, что ли, приберем немного, – предложил он д'Арманьяку.

Пока они проводили время в этом несвойственном им занятии, пытаясь хоть отчасти придать комнатам жилой вид, камердинер рассказал Генриху, что, как только он покинул свои покои, королева Наваррская, видимо, устав от присутствия чужих мужчин, отпустила охрану и попыталась уснуть. Однако не прошло и часа, как сюда вломилось два десятка гвардейцев господина де Нансея. Несколько безоружных слуг были убиты тут же, другим удалось улизнуть, и судьба их была ему неизвестна. Потом из спальни на шум прибежала мадам Маргарита, и только ее появление спасло самого д'Арманьяка и господина де Миоссена, что отбивались из последних сил. Она защищала своих новых подданных, грозя гневом короля Франции и всеми карами небесными, закрывая их собою. В конце концов Нансей был вынужден подчиниться воле принцессы крови, и убийцы ушли. Они даже были столь любезны, что унесли с собой трупы, правда, судя по всему, недалеко.

Тем человеком, что лежал теперь в комнате д'Арманьяка, был некий барон де Леран, именно за ним гнались гвардейцы, когда вломились в покои короля Наваррского. Ее величество, как и других, вырвала его из рук озверевшей солдатни. Когда д'Арманьяк говорил об этом, в его голосе чувствовались неподдельная признательность и восхищение, и Генрих отметил, что избалованной принцессе-католичке удалось-таки получить преданного поклонника в лице этого сурового гугенота.

– Они, конечно, с удовольствием резали пажей и слуг, но в действительности, искали вас, – закончил д'Арманьяк.

Его рассказ заставил Генриха задуматься. Не может же быть, чтобы де Насей пошел против воли короля. Или может? Впрочем, пока было не до того.

Потом приходила Маргарита. Она была прибрана и сосредоточена, и, как всегда, прекрасна. Генрих не мог на нее смотреть. Она, его возлюбленная супруга, была из НИХ. Из тех, кто сотворил с ним все это.

Она принесла добрую весть, сообщив, что ей удалось добиться у Карла помилования для обитателей этой комнаты, теперь все они находились под защитой короля, и к раненым должны допустить лекаря. Он громко благодарил ее и целовал руки, стараясь, однако, не встречаться с нею взглядом, в надежде, что она не догадается… не поймет, но знал, что она поняла. Наконец, она ушла, оставив его в покое.

А за окном крики воронья возвещали утро. Начинался новый день¹⁵.

Исторические заметки к Части первой

1. Об исторической достоверности романа