Восходящая Тень

На миг ему показалось, что он собирается оставить Ранда в яме со змеями. Но он тут же вспомнил, кто, собственно, Ранд ныне. Скорее уж, это будет примерно то же, что оставить ласку в курятнике. Ранд, конечно, был его другом, но теперь, став Возрожденным Драконом… Разве у Возрожденного Дракона могут быть друзья? «Нет, никого я не бросаю в беде. Да он, если захочет, может обрушить Твердыню на их головы. И на мою заодно. Похоже, самое время уносить ноги».

– И никаких рыбацких девчонок, – пробурчал Истин. – Ты поговори с лордом Драконом.

– Твой ход, Мэт, – встрял Карломин. Он выглядел озабоченным, хотя трудно было сказать, что именно его тревожило: то ли он опасался, как бы Истин снова не разозлил Мэта, то ли не хотел, чтобы разговор вернулся к щекотливой теме преданности. – Что ты надумал: прикупишь пятую карту или будешь пасовать?

Мэт понял, что за своими мыслями позабыл об игре. Уже все, кроме него и Карломина, набрали по пять карт; правда, Реймон аккуратно сложил свои рубашкой вверх, показывая, что пасует. Мэт помедлил, делая вид, что размышляет, а затем, вздохнув, придвинул к кучке монет еще одну.

Когда серебряная монета покатилась по столу, он неожиданно ощутил приближение небывалой удачи – крона подпрыгивала по столешнице, и ее легкое постукивание звоном отдавалось у него в голове. Он мог заранее сказать, орлом или решкой ляжет монета при любом подскоке, и знал, какую получит карту, еще до того, как Карломин вытянул ее из колоды.

Мэт сложил свои карты стопкой, потом взял их в руку и развернул веером. Пятая карта в его наборе оказалась властелином пламени. С картинки на Мэта взирала Амерлин – правда, лицом она не походила на Суан Санчей, – и на ладони ее подрагивал язычок пламени. Что бы там ни думали жители Тира об Айз Седай, мощь Тар Валона они признавали, несмотря на то что пламя считалось младшей мастью.

Итак, Мэт набрал все пять высших карт. Что бы это значило? Прежде подобная удача выпадала ему только в такой игре, как кости, где все решает один лишь случай, но, похоже, теперь ему начинало так же везти и в карты.

– Да испепелит Свет мои кости, коли это не так, – пробормотал он. Или только подумал?

– Вот! – вскричал Истин. – Все слышали, не отпирайся. Ты это на древнем наречии сказанул. Что-то насчет костей да пепла. – Истин ухмыльнулся. – Я сразу сообразил. То-то мой наставник возгордился бы. Надо будет послать ему подарок. Если, конечно, разузнаю, куда он подевался.

Считалось, что все знатные люди знают древний язык, хотя на деле большинство из них понимало его не лучше Истина. Молодые лорды затеяли спор, что же этакое сказал Мэт, и сошлись на том, что, по всей видимости, он помянул недобрым словом жару.

Мэт покрылся гусиной кожей, отчаянно пытаясь припомнить фразу, только что сорвавшуюся у него с языка. Какая-то тарабарщина, хотя ему и казалось, что стоит чуть поднапрячься – и он поймет. «А все Морейн, чтоб ей сгореть! Если б она в свое время оставила меня в покое, не было бы у меня таких провалов в памяти, в которые добрая телега пройдет, и я не болтал бы… всякое, будь оно проклято!» Правда, если бы так случилось, то нынче он не странствовал бы по свету с туго набитым кошельком, а по-прежнему доил папашиных коров; но об этом Мэт предпочитал не думать.

– Вы сюда играть пришли, – хрипло проговорил он, – или языки чесать, точно старые кумушки над вязаньем?

– Играть, – отрывисто произнес Бэрен. – Ставлю три золотые кроны! – И бросил монеты в кучу.

– И еще три сверху. – Истин икнул и добавил к кучке шесть золотых монет.

Мэт сдержал довольную ухмылку и выбросил из головы древнее наречие. Это далось ему без труда – он просто не хотел об этом думать. Кроме того, если уж они как следует завелись, за ночь он выиграет достаточно для того, чтобы поутру убраться отсюда. «А если Ранд спятил настолько, что затеял войну, убираться надо немедленно, даже если придется тащиться на своих двоих».

Снаружи, во тьме, прокукарекал петух. Мэт вздрогнул и приказал себе не дурить – никто тут не собирался умирать.

Он уставился в карты и заморгал – вместо язычка пламени в руке Амерлин сверкнуло лезвие ножа. И пока юноша убеждал себя, что устал, оттого ему и мерещится всякая чушь, она вонзила тонкий клинок ему в руку.

Отбросив карты, Мэт с громким криком откинулся назад и повалился вместе со стулом. Падая, он толкнул ногами стол. Казалось, воздух в комнате загустел, словно мед, а ход времени замедлился. Все происходило как будто одновременно. За воплем Мэта последовали другие крики, отдававшиеся гулким эхом, точно в провалах пустоты. Мэт медленно падал назад вместе со своим стулом, в то время как стол так же медленно всплывал вверх.