Восходящая тень

Перрин напряг слух. Невозможно было понять, из какого уголка чащобы доносится этот голос. Нигде даже лист не шелохнулся.

— Если бы ты знал, сколько Отродий Тени погибло, пытаясь вырваться из Путей, тебя бы это порадовало. Мачин Шин пировал у этих ворот. Ловко придумал, да не очень. Сам видел, Врата-то снова открыты.

Кажется, голос доносился справа. Перрин бесшумно, как на охоте, заскользил между деревьями.

— Поначалу троллоков здесь было всего несколько сотен, Златоокий. Их вполне хватало, чтобы держать в напряжении этих глупцов в белых плащах и чтобы карать смертью всех отступников. — В голосе Губителя послышался гнев. — Поглоти меня Тень, если тот человек не столь же везуч, что и Белая Башня. — Неожиданно он издал смешок:

— Но ты, Златоокий, явился так неожиданно и так кстати. Кое-кто мечтает увидеть твою голову насаженной на пику. Твое драгоценное Двуречье прочешут от края до края, но тебя рано или поздно выкорчуют с корнем. Что ты на это скажешь, Златоокий?

Перрин замер возле толстого, узловатого ствола дуба и, холодея, всматривался в лес. Почему этот человек так разоткровенничался? Почему вообще заговорил? Да он просто подманивает меня!

В лесу по-прежнему не было никакого движения.

Губитель хочет, чтобы я подошел поближе, чтобы угодил в западню, это ясно. А я хочу добраться до него и вцепиться ему в глотку. Но если погибнуть суждено мне, я не проснусь и никто не узнает, что Путевые Врата открыты и через них сотнями, а то и тысячами проникают троллоки. Нет, я не стану играть в игру, которую навязывает мне Губитель. Решив покинуть волчий сон, Перрин, невесело усмехнувшись, велел себе проснуться, и…

…Фэйли обнимала его за шею и покусывала бородку маленькими белыми зубками, а возле походных костров наигрывали какую-то зажигательную мелодию скрипки Лудильщиков. Порошок Илы! Я не могу проснуться!

Ощущение, что все происходит во сне, исчезло. Перрин со смехом заключил Фэйли в объятия и понес к теням, где трава была так мягка.

* * *

Пробуждение было медленным и мучительным. Вместе с сознанием возвращалась тупая боль в боку. Из маленьких окошек струился свет. Яркий свет. Утро. Перрин попытался сесть и со стоном откинулся назад.

Фэйли вскочила с низенького табурета, — судя по запавшим глазам, она не спала всю ночь.

— Лежи спокойно, ты и так до утра метался во сне, Чуть с кровати не свалился. Хорошо, я удержала, не то эта штуковина проткнула бы тебя насквозь.

В дверях, словно темный клинок, маячила фигура Айвона.

— Помогите мне подняться, — попросил Перрин. Говорить было больно, больно было даже дышать, но молчать он не имел права. — Я должен попасть в горы. К Путевым Вратам.

Фэйли, нахмурясь, приложила ладошку к его лбу.

— Жара нет, — пробормотала она и уже вполне отчетливо добавила:

— Ты поедешь в Эмондов Луг. Там есть Айз Седай, и одна из них тебя Исцелит. Я не позволю тебе, на собственную погибель, скакать в горы со стрелой в боку. Слышишь меня? Скажешь еще хоть слово о горах или Путевых Вратах, и я попрошу Илу дать тебе такого снадобья, что тебя отнесут в Эмондов Луг на носилках. Сдается мне, без этого не обойтись.

— Троллоки, Фэйли! Путевые Врата снова открыты! Я должен остановить троллоков. Девушка сердито покачала головой:

— Ну кого ты можешь остановить в таком состоянии? Тебе надо в Эмондов Луг. — Но!..

— Никаких «но», Перрин Айбара. Довольно об этом.

Он заскрипел зубами. Самое ужасное, что Фэйли права. Если он и подняться-то сам не в состоянии, куда ему доехать верхом до Манетерена.

— Эмондов Луг так Эмондов Луг, — примирительно сказал он, но Фэйли продолжала презрительно фыркать и бормотать что-то вроде «кабан безмозглый». Что ей еще надо? Вроде говорю я ласково и уважительно. До чего упряма, чтоб ей сгореть!

— Стало быть, троллоков прибавится, — задумчиво произнес Айвон. Он не спросил, откуда Перрину это известно, только покачал головой, будто отгоняя мысль об Отродьях Тени, и сказал:

— Пойду скажу всем, что ты проснулся. — Он выскользнул из фургона и закрыл за собой дверь.

— Неужто я один вижу опасность? — пробормотал Перрин.

— Я вижу в твоем боку стрелу, — отрезала Фэйли.

Напоминание вызвало новый приступ боли. Перрин с трудом подавил стон, и Фэйли удовлетворенно кивнула. Удовлетворенно!