Читаем Восходящие потоки полностью

Восходящие потоки

Все это произошло не по нашей воле, а по воле… черт его знает, по чьей воле все вдруг завертелось, преобразовалось, изменилось, встопорщилось, а потом и вовсе развалилось, но вот уже не одно поколение живет в другой стране. Все смешалось: Рейган, Горбачев, Лигачев, Ельцин, волнения в стране, заговоры, приватизация, громкие убийства, миллиардеры, Путин.

Мы живем в другой стране. Мы живем в другом мире. И мы стали другими…"

"Никто не догадывается, каков я на самом деле. Очень многие судят обо мне по моей непривлекательной внешности.

И действительно, если внимательно рассмотреть мое лицо, то первым делом в глаза бросятся апоплексические щеки в суровых сиреневых складках, низкий морщинистый лоб, надменный короткий нос и пресыщено оттопыренная нижняя губа.

Я похож на известный бюст Павла I работы Федота Шубина. Там у императора на лице такое уксусное выражение, словно ему в задний проход вводят клистирную трубку.

У меня ворчливый голос, и часто меня принимают за брюзгу.

И еще, я не терплю возражений, ибо только мне открыта истина. Спорить со мной бесполезно, ибо мои познания практически необъятны: они простираются далеко за пределы обычных представлений о мироздании.

Мои познания настолько широки и глубоки, что меня не могут переспорить не только видные университетские профессора, но и такие мастера полемики, как дворовые чемпионы по игре в домино и завсегдатаи психиатрических лечебниц.

Я не нуждаюсь в оппонентах: я уже всё всем доказал. Но если на горизонте все-таки появляется некий страстный и наивный спорщик, я считаю своим долгом его проучить, то есть уничтожить. Я глубоко убежден, что раздавленный, низведенный до жалкого состояния оппонент — единственно возможный исход любой дискуссии, в которой я принимаю участие.

Для меня главное — это победить соперника. Меня не интересует, прав мой соперник или не прав. Противник должен быть повержен. Я могу спорить по любому поводу. Для меня тема дискуссии не важна. Пусть речь идет о погоде. Или о сельском хозяйстве, в котором я разбираюсь столь же профессионально, как свинья разбирается в марокканских апельсинах.

Словом, всё говорит о том, что я скверный, вредный, злобный, неуживчивый, крайне неприятный субъект.

И только один я знаю, как нежен я внутри, какая у меня целомудренная, ранимая и благородная душа".

********************

"О чем я по-настоящему жалею, что не покончил с собой сразу после смерти жены. Я это делаю сейчас, после стольких лет, принесших мне только страдания. До сих пор меня удерживала надежда, что вокруг все изменится, и я сам изменюсь. А ничего не изменилось, все те же унылые дни, похожие один на другой, как листки календаря. Вот мой сын…"

Я задумался. Не это ли и есть то главное, ради чего я проснулся среди ночи?

***********

"Я старею, я чувствую, как душа постепенно отслаивается, отстает от моей земной телесной сущности. Непривычное, омерзительное ощущение. Словно тебя подвесили на крюк и разделывают тесаком".

************

"Влезть в то стародавнее время… Я и не подумал, насколько сложно воскресить разговоры, которые велись несколько десятилетий назад. А я помню, как много мы тогда смеялись, помню, что шутки были остры, оригинальны… Но вот воспроизвести все это, оживить и положить на бумагу, чтобы у читателя возникло ощущение свежести, сиюминутности, — задача сверхсложная…"

**************

"Имел весьма содержательную беседу в редакции. Некая литературная барышня, небрежно держа в руках мою рукопись и поводя круглыми глазами, наставляла меня:

— Сейчас так не пишут.

Я вежливо осведомлялся:

— А как сейчас пишут?

— У вас слишком много диалогов.

— Раньше это нравилось читателю. Живая речь, и все такое… Дюма на этом строил все свои произведения.

— Дюма! Вы бы еще Козьму Пруткова вспомнили. Сейчас другое время.

— И какое же сейчас время, позвольте полюбопытствовать?

— Время? — она мудро усмехнулась. — Другое сейчас время, вот какое… Оно летит.

Ни у кого нет времени читать о том, что хотел сказать автор. Все должно быть понятно, читатель не должен думать, у него и так ни на что времени нет. Повторяю, читатель не должен думать. За него думает…

— Фюрер?

Она непонимающе уставилась на меня.

— Причем здесь фюрер? За него думает автор. Сюжет должен развиваться стремительно… Время сейчас другое.

— Время зависит от человека. И скорость, с которой время движется — тоже.

— Какая глупость!

— Это не я сказал. Это Бродский…

Она скривилась:

— Тоже мне авторитет…"

***********

"Прочитал вчера книгу автора, пишущего в манере писателей Серебряного века.

Прочитал, и мне показалось, что я выпил стакан дистиллированной воды"

***********