«Время 14 часов 30 минут. Погода хорошая, и мы, оставив рюкзаки, начинаем траверсировать гребень на восток, к тому месту, где предыдущие восходители оставили свои записки. Мы с Джумбером идем впереди, осматривая все встречающиеся по пути скальные выходы: на вершине должно быть три тура, и все в разных местах. Абалаков не нашел тура Гутмана, а Ерохин тура Абалакова. Теймураз и Илико идут, видимо, медленнее нас, поэтому мы вскоре теряем их из виду за неровностями гребня. Наши следы точно укажут им направление, и мы не тратим времени на ожидание второй связки. В 17 часов мы в районе официальной вершины. Тур Абалакова находим без труда. Забираем их записку и оставляем свою (на русском и грузинском языках). Затем кричим Кухианидзе и Габлиани, чтобы они поворачивали назад, а сами идем восточнее поискать другие туры. Погода резко ухудшается, уже ничего не видно в пяти, а вскоре и в двух шагах. Снег бьет в лицо, забивает очки. В разрывах вьюги видим на скале тур. Это наверняка тур Ерохина: они довольно точно описали место. Но добраться до него не так-то просто, нужны еще усилия в противоборстве с пургой. Посоветовавшись, решаем не тревожить тур: пусть записка погибших год назад на Кавказе Ерохина и Цирюльникова останется на Победе вершине их альпинистских успехов. Отсюда поворачиваем назад в надежде Догнать вторую связку. Но тут начинается светопреставление. Ураган крутит снег, лишая нас всякой видимости. Следов уже нет, и мы стараемся идти, не теряя высоты, вдоль гребня. К 19 часам окончательно выбиваемся из сил, теряем ориентировку.
Один выход остановиться, закопаться в снег и переждать до утра. Но как это сделать? Начинаем копать снег руками результаты мизерные, а силы уходят. Вдруг совершенно неожиданно все стихает. Тучи уходят куда-то вниз. Появляется Голубое небо, и кошмар пропадает так же внезапно, как и начался. Ориентируемся и видим, что мы шли совершенно правильно и до наших рюкзаков совсем близко. Темнеет. Уже в глубоких сумерках находим свои рюкзаки. Рюкзаков Теймураза и Илико не ищем, полагая, что они уже спустились к бивуаку. В темноте начинаем спускаться, по острому снежно-ледовому гребешку. Джумбер впереди, на расстоянии укороченной веревки. Идем предельно осторожно, а я все равно повторяю: «Осторожнее, медленнее, не спешить». Мне виден лишь силуэт Джумбера. Вдруг крик: «Держи!» Втыкаю ледоруб и наваливаюсь на него. Но тут же рывок выдергивает его, срывает меня, и мы с Джумбером летим по крутому снежному склону в сторону ледника Звездочка. Я хорошо знаю, что ледяные поля под нами на высоте менее 5000 м, а мы пока на 7400 м. Знаю также, что крутой склон всего лишь метров 50-70. Далее склон обрывается на ледник скальной стеной. Понимаю, что задержать падение не в силах ни я, ни Джумбер. Но вот неожиданно, резкий рывок, и я больше не скольжу по склону, а повис на веревке, захлестнувшей левую руку Боюсь поверить в это чудо и боюсь пошевелиться, чтобы не сбросить случайно зацепившуюся за что-то веревку кричу Джумберу, и он отвечает, что цел и невредим. Снова кричу ему, чтобы он не делал резких движений, а осторожно ногами выдалбливал ступеньки в снегу. Сам делаю то же. Наконец, оба стоим на ногах. Веревка ослабевает. Вгоняем в снег ледорубы и начинаем выбираться на гребень. Оказывается, наша веревка хорошо, что я не собирал ее в кольца) врезалась в перегиб на снежном склоне так, основательно, что остановила нас обоих. Мы снова на гребне. Уже совсем темно. Бивуак наших товарищей в 100-150 м ниже, но мы решаем ночевать там, где стоим. Ледорубами срубаем гребень; делаем полку...»
Миша стал звать: Илия! Кухо!
Вскоре наверху, несколько выше площадки, где ночевали Кузьмин и Медзмариашвили, показались Габлиани и Кухианидзе. Они двигались медленно, как тени. Выяснилось, что, возвращаяеь вчера назад, они не нашли своих рюкзаков и, не имея спальных мешков и палатки, провели холодную ночевку несколько выше первой двойки. Маленькая снежная ниша, отрытая ледорубами, была единственным укрытием. «Холодная» на вершине Победы такое не проходит бесследно.Однако днем 27 августа Габлиани и Кухианидзе двигались самостоятельно, и это давало надежду, что все обойдется. Растянувшись по гребню, альпинисты спускалиськ мульде, к бивуаку 7000 метров. Миша вел Кадербеича. Придя на бивуак, он откопал маленькую пещеру, втащил в нее больного. К семи часам, наконец, собрались все вместе. Люди были усталые, изнуренные. Миша крутился за всех: ставил палатку, разводил примус, готовил чай. Только теперь он увидел, что двойка, «схватившая» холодную ночевку на вершине, обморозилась. Особенно Габлиани: руки, ноги, лицо.
Мне жаль, Чхумлиан, что ты не смог побывать на вершине, сказал Габлиани. Разве об этом надо горевать ответил Миша.
Видишь: почти все больные. Он делает Габлиани растирание и массаж, убеждает его проглотить шоколад, но не лезет тому шоколад. Илия постоянно просит пить и никак не может напиться. Да, плох земляк, может быть, отдых вернет ему силы.