Восхождение

Оказалось, что иностранный язык — это просто когда с тобой весь день разговаривают не по-русски. И при этом ты стреляешь, рубишься на саблях или фехтуешь на рапирах, просто бежишь кросс километров на двадцать с рюкзаком, в который «добрый» наставник щедро всыпал пуда полтора щебенки. И никому нет дела до того, режут ли тебе лямки плечи и упирается ли в хребет острый камушек. Изволь-ка отвечать: Gan má tá tú ag féachaint fear féasygach le madra myr dubh?[9] [10] или Sagmir, wie du so schön Gänseblümchen wachsen verwaltet?[11]

Химия — это ты вместе с учителем сначала решаешь задачу, потом по результатам этой задачи ведешь синтез, а в конце занятия впихиваешь в синтез-продукт взрыватель, и, если не взорвется — двойка тебе обеспечена.

Физика оказалась вообще страшно интересным делом, потому что напрямую увязывалась с метеорологией, географией, геодезией и еще полудесятком подчиненных дисциплин. А обычная задачка по физике выглядела как расчет траектории снаряда, или ракеты, или пули — нужное подчеркнуть, недостающее — вписать. Причем результат сверялся не с ответом, а с самой что ни на есть практикой. Пуля? Ступайте к станку, юноша, выставляйте ваши данные и — вперед! Потом мишень принесете. Снаряд, ракета? Милости просим в тренажерный кабинет, и вводи, Бука, полученные результаты в хитроумный компьютер. Куда вы целились, молодой человек? Ах, в Брюссель? А тогда позвольте спросить, чем вам Стокгольм не угодил?..

Но самым главным в новой жизни стало то, что у каждого из парней появился свой наставник. Если можно так сказать — «личный». На следующее утро после приезда их не разбудил, как было принято в монастыре, колокол, а просто вошел Капитан и как-то совсем спокойно, не очень-то и громко произнес:

— Доброе утро.

Но таким тоном, что все, даже любивший понежиться в кровати Вой, мгновенно вылетели из-под одеял и замерли по стойке «смирно». Капитан удовлетворенно оглядел подростков и любезно сообщил:

— Построение через триста секунд. Время пошло, — и вышел из комнаты.

За триста секунд можно сделать очень многое. Не верите? Зря. Одеться, умыться, оправиться и даже попробовать заправить постель. Впрочем, чуть позже ребятам сообщили, что вот этого от них особо и не ждут: имеется обслуживающий персонал. Но если кто хочет…

Через пять минут все четверо пареньков стояли в коридоре, одетые по всей форме, с личным оружием. А перед ними стояли четверо взрослых — в такой же военной форме без погон. Вот только оружия у этих четверых не было. Вернее — не было видно…

Между обеими коротенькими шеренгами прохаживался Капитан.

— Ну, вот, товарищи. — Он повернулся к шеренге взрослых. — Вот они — ваши подопечные. Птенцы гнезда святого, так сказать.

Капитан позволил себе легкую улыбку и показал рукой на стоящих за его спиной ребят:

— Выбирайте. С их личными делами и рекомендациями прежних наставников вы уже ознакомились, так что…

Здоровенный мужчина в офицерском камуфляже, с двумя нашивками за ранения, сделал шаг вперед, внимательно осмотрел парней. Затем уверенно шагнул к Загидулле:

— Тебя Крестом нарекли? Ну, что, Крест, будем тебя учить. — Он неожиданно хмыкнул: — Учить вражин крестить. Пошли.

И, не оборачиваясь, зашагал куда-то в глубь коридора. Загидулла поспешил за ним.

Следующим вышел крепыш с такими широкими плечами, что казался почти квадратным. Он никого не разглядывал, а сразу подошел к Владу:

— Вой? За мной ступай. — И уже уходя, бросил небрежно: — Меня Тощим зовут.

Следующий, ничем особо не выделявшийся мужчина средних лет долго разглядывал Сашку и Павла. Потом оглянулся на последнего оставшегося в строю, вздохнул и тронул Пашу за рукав:

— Пойдем, Пал.

Последний — сухощавый, неопределенного возраста, стоял напротив Сашки и разглядывал его, слегка покачиваясь вправо-влево, вперед-назад. Затем молча повернулся и потопал по коридору. Очевидно было, что это — его наставник, и Сашка пошагал за ним.

Шли совсем недолго и скоро уткнулись в лестницу-трап. Сухощавый одним движением не взошел, не взобрался, а как-то втек наверх, и Сашка услышал, как там лязгает металл. Он заторопился, взлетел за своим наставником и оказался на земле. Шел мелкий, противный октябрьский дождь-морось, тянуло холодным ветром. Сашка слегка поежился, но наставник это заметил и спросил:

— Замерз? Сейчас согреемся, — и мгновенно сорвался с места в стремительный бег.

На четвертом-пятом километре Сашка начал отставать. Темп, который взял наставник, был чудовищным, просто непереносимым. Но парень бежал, бежал из последних сил, хотя в боку кололо, воздуха явно не хватало, а перед глазами уже поплыла предательская пелена. «Ну, выгонят, так и выгонят, — подумал Сашка. — Авось тогда хоть вместе с Ленкой окажусь…»

Додумать он не успел: ему в руку ткнулся сложенный петлей ремень:

— Держи. Крепче! — И наставник прибавил скорости.

Как он добежал, Сашка не помнил. Помнил только, что повалился наземь и мечтал об одном: тихо, спокойно помереть где-нибудь…

— Вставай!