Восхождение

– Да, но из всех членов команды «Непобедимого» именно у вас имелись и специальные познания, и широко известная нелюбовь к лейтенанту Гивенсу. Кроме того, вчера ночью вас видели таящейся на главной палубе. И эти три вещи делают вас идеальной подозреваемой, лейтенант. Именно поэтому я вас арестую. – От побуждения крикнуть «Взять ее!» у Бута аж губы задергались.

Подаваясь вперед, Роббинс процедила:

– Единственное, в чем я виновна, это в преданности своей работе! И я нигде не таилась, – сквозь зубы добавила она.

Бут встал и медленно прошел к двери.

– У меня на сей счет иное мнение, – мрачно сказал он. Прежде чем Синтия успела что-то ответить, он уже вышел из комнаты.

* * *

Мокак пристроил стальной прут на полу и, молитвенно сложив перед собой руки, опустился на него коленями.

– Помилуй меня, о Всемогущий, за мою неудачу. Сегодня я думал привести на Твой суд этого хвастливого прелюбодея. Прости мне мою гордыню, о Всемогущий, и позволь мне и дальше представлять себя твоим орудием для приведения грешников к правосудию. Будь это так, та мерзкая свинья сегодня валялась бы пред твоим троном, моля о милосердии, готовая к вечному пламени погибели. Помилуй меня, о Всемогущий, за мой своекорыстный гнев, который ослепил меня к моим обязанностям. Вместо того чтобы руководствоваться их невниманием и пренебрежением к Тебе, о Всемогущий, я гневался на их безразличие и презрение ко мне. Помилуй меня, о Всемогущий, а чтобы загладить мое эгоистичное небрежение обязанностями, я предлагаю Тебе мою боль. Сегодня я заново посвящаю всего себя служению Тебе, о Всемогущий. На коленях я прошу Тебя услышать мою мольбу и принять мое недостойное приношение. Аминь.

Мокакскому лазутчику предстояло четыре часа оставаться в этой болезненной позе. Для Толкователей Праведного Пути – время совершенно недостаточное. Однако безусловным императивом здесь было то, чтобы агент не пострадал. Таким образом, это же самое наказание требовалось повторять еще четыре ночи подряд.

-Я слабый и ничтожный сосуд, – прошептал мокак, чувствуя, как руки его уже начинают дрожать от усталости, – и все же я добьюсь своего, ибо цель моя справедлива, а Всемогущий направит меня и защитит.

Агент попытался утешиться тем фактом, что диверсия достигла определенных успехов. Один из безбожных пилотов погиб, два «спида» были полностью уничтожены, и больше они никогда Конгрегацию не потревожат, а множество других «спидов» получили тяжелые повреждения. Вдобавок жалкие существа, чьи умы не укреплялись мыслями о Праведном Пути, претерпели серьезный моральный урон.

Агент стыдливо выложил эти успехи на алтарь искупления, надеясь сделать приношение более весомым.

– Пусть сердца их разорвутся, – нараспев произнес мокак, – пусть умрут они от отчаяния, пусть утонут в горечи. – Ненависть мощным потоком прорвалась сквозь оболочку стыда, точно кипящая лава сквозь треснувшую корку планеты. И мокак узнал помилование, понял, что приношение боли принято.

– Благодарю Тебя, о Всемогущий, – забормотал агент, когда его слезы, ничуть не холоднее горящего у него внутри гнева, закапали на пол. – Благодарю!

Глава восьмая

Неделей позже «Непобедимый» вернулся на базу «Онтарио» для дозаправки и неизбежного заседания следственной комиссии. Питер Редер стоял и смотрел, как могучая конструкция растет в головиде офицерской кают-компании, мрачно примечая роящиеся точки света, что ее окружали, сигнальные флажки роста и нового строительства. Новые корабли и новые команды. Содружество нешуточно снаряжалось к войне… а «Непобедимый» по-прежнему не являлся достойной частью этих усилий.

Прием у стыковочных платформ тоже поднятию настроения не способствовал. Вообще-то всякий раз, как Редер сходил с корабля, все это замечали и наблюдали за тем, как он проходит. Сейчас вышло то же самое. Но дело было вовсе не в нем. Вся команда уже нервничала от той трепетной тишины, которая воцарялась везде, куда бы они ни направились. А офицеры вскоре обнаружили, что им трудно найти себе хорошую компанию, поскольку братья-офицеры с других кораблей или со станции держали их на расстоянии или, хуже того, донимали оскорбительными вопросами.

Мозг Питера лихорадочно работал, и то же самое происходило с его пульсом по мере приближения того часа, когда должно было состояться заседание следственной комиссии. Он не очень жаждал давать показания. Мысль о том, чтобы сидеть там перед братьями-офицерами, а также членами комиссии и прилюдно рассказывать им о том, как позорно он напортачил, сжимала ему сердце.

К тому же масса работы была на «Непобедимом», и оставалось еще немало мест, где Питеру следовало побывать. В тот же самый день у него была назначена встреча с квартирмейстером Базового склада, которого ему требовалось убедить в том, что потребности «Непобедимого» заслуживают приоритетного статуса.