Восхождение

¾ Ну, это только в твоем управлении, да и, скорей всего, только в твоем воображении. Тот, кто мне нравится, выдает себя за сухаря и пытается не обращать на меня внимания. А кто не нравится ¾ их, увы, большинство ¾ тех я к себе не подпускаю. Вот так и получается: я вечерами общаюсь с ленками, муськами, баронами, а он… с женой.

¾ Света!.. Поверь, если б не жена, я бы!.. как мальчишка за тобой приударил, серенады под твоей лоджией пел бы, цветами тебя завалил!..

¾ Верю, Димочка, верю, милый, ¾ грустная морщинка ложится на ее нежное лицо. ¾ Да вот только есть только то, что есть, и ничего больше… И улица уже кончается. Вон и дом мой, ¾ она кивает в сторону панельного здания. ¾ А ты сейчас уйдешь? ¾ в ее голосе слезой дрожит мольба.

¾ А ты пригласишь?

¾ А ты пойдешь? ¾ белозубая улыбка мгновенно освещает ее личико.

¾ Конечно. Если можно.

¾ Ха-ха! ¾ хлопает она ладошками. ¾ Тогда давай заскочим в гастроном. Я тебя накормлю. Мне очень, очень хочется тебя покормить.

¾ А твой котище сибирский не вцепится мне в физиономию? Они ревнивы.

¾ Я его на цепь посажу.

В прихожей она зажигает тусклую бра и снимает пальто. Я оглядываюсь.

¾ Ты знаешь, Светик, в этой твоей прихожей живет какая-то неразгаданная тайна. С нее многое начинается в твоем доме.

¾ Фантазер ты мой милый, ¾ девушка обнимает меня и губами прижимается к  немецкому галстуку в диагональную «дипломатическую» полоску.

¾ Эй, это запрещенный прием. Ведь я с сумками и не могу сделать того же.

¾ Брось ты их…

¾ Все же лучше поставить…

¾ Брось ты их…

Сумки падают на пол, ворчливо громыхают жестянки, жалобно звякает стекло.

¾ Все-таки хорошо!.. Это очень, очень хорошо, что товары выпускают в такой прочной упаковке. Кажется, ничего не разбилось, ¾ несу что-то идиотское, с трудом шевеля пересохшим языком. ¾ Светик, пощади!

¾ Еще немножко…

Мы стоим, обнявшись в тесной прихожей, а внизу жмется к ногам и мурлычет басом огромный кот.

¾ Ну все… Иди в комнату. А я в ванную ¾ приведу себя в порядок.

В комнате я ищу по стенам свой портрет, висевший раньше на доске почета, но не нахожу. Кот устраивается в кресло напротив и подозрительно наблюдает за чужаком. Мои приглашения на колени он игнорирует с ухмылкой превосходства.

«Остановись!» ¾ вопиет изнутри лучшая половинка моей души и выталкивает на поверхность сиюминутной памяти образ молчаливой художницы, поднявшей в этот миг на меня задумчивый, полный укора прозрачно-голубой взор. Не лучшая половина мгновенно парирует: «Нужен я этой шизофреничке! Да она и не заметит, если я помру».

Но все же останавливаюсь в этом полном безумии расхристанной плоти. Унимается сладкое тревожное трясение в животе, рассеивается розовый слякотный туман.

Пока юная обольстительница готовит единственное в ее меню блюдо из собственного тела. Эту превеликую ценность, данную ей от рождения на радость окружающим, как цветок, но используемую только им на пагубу, как источник удовольствий и капитал, который необходимо хорошенько вложить в дело для получения максимальной прибыли, пока он в результате множественного использования не по назначению вовсе не испортился, подернув­шись тленом греха, морщинами, ожирением, отеками.

Мой лукавый разум сейчас будет внушать, что это природная необходимость, что в этом состоит проявление мужской силы, умение подчинить себе женщину ¾ и ни слова от него не услышишь, что это смертный грех, путем которого в преисподнюю отправляются миллионы жертв на вечное мучение. Не услышишь ты от него, что за этим с виду аппетитным блюдом скрывается блудный бес ¾ по описанию преподобных, похожий на черную свинью, покрытую шерстью, смердящую, как гора испражнений. О, нет!.. Ты будешь видеть красивую юную девушку, пахнущую цветочным дезодорантом. Эта же зловонная свинья до поры до времени останется невидима, а увидишь ты ее воочию после освобождения души от тела на посмертных мытарствах. Вот уж там эта вонючка заявит свои права на твою душу и позлорадствует, что еще одного сластолюбца приобрела в свое хозяйство для изощренного издевательства над ним.