Вероника ухватила снизу ношу, не такую уж легкую и совсем не компактную, держать ее можно было только на вытянутых руках. Стас тем временем достал вторую коробку, побольше.
- Что там? - поинтересовалась девушка.
- Мелки. Цветные. За мной!
Она просеменила за Стасом ко входу кирпичного трехэтажного строения. Фасад давно следовало помыть, а в идеале - перекрасить.
За дверью их встретила женщина лет сорока, охнула, всплеснула руками, заулыбалась. Повела визитеров по коридору, до большого зала с желтыми стенами, фотографиями в рамках, старым пианино и множеством мягких стульев с красной обивкой. Единственным более-менее современным предметом был плазменный телевизор.
- Ставь, - Стас взгромоздил коробку на стол у стены. - Инна Павловна, можно мы с моей студенткой пройдемся по зданию?
- Да, да, разумеется! - замахала руками женщина.
Стас вывел девушку обратно в коридор.
- Присмотрись.
Она непонимающе вскинула брови. Дальше по коридору беседовала пара подростков. Какая-то девочка в растянутом свитере и спортивных штанах, не отрываясь, смотрела на Веронику. Ничего примечательного в самом коридоре не было, только стены того же противного грязновато-желтого цвета.
- Это детский дом, - тихо сказал Стас, и от этих простых слов девушке стало дурно. - С серийным убийцей я загнул, а про клипмейкера говорил чистую правду. Я не столь благороден, как мой сосед, поэтому перевожу сюда выручку от продажи только каждой пятой своей картины. И два дня в неделю провожу уроки. Бесплатно. Не стой столбом, идем.
Она кивнула, поплелась следом за куратором на негнущихся ногах. Действительно, каждые вторник и четверг он вел только утренние часы живописи, и эта часть его расписания не менялась все три года обучения Вероники.
- Тут есть игровые комнаты, спортзал, настольный теннис, даже бассейн. На добровольной основе детей учат музыке, рисованию, танцам... На самом деле, это хорошее место.
- Зачем вы меня сюда привезли? - пересилив себя, спросила Вероника.
Холод, сковавший ее тело, пустил корни и в душу...
- Чтобы ты поняла кое-что. Об этих детях заботятся, в меру сил и средств, многие люди, но в их жизни нет главного - родительской любви. Когда ты потеряла семью, это было ужасно, и это терзает тебя по сей день. Но в твоем сердце, в твоей памяти есть их тепло. Сохрани его и иди дальше. Научись улыбаться искренне, а не вынуждено, доверять людям, а не ждать удара с их стороны.
- Я... Хочу уйти. Извините...
Взор девушки застила пелена. По памяти она бежала к выходу, не замечая никого и ничего, пока чуть не врезалась в девочку. Ту самую, в растянутом свитере.
- Я тебя не ударила? - Вероника присела на корточки. - Ты как?
Девочка хлопала длинными ресницами, не сводя с Вероники глаз. Вынужденно девушка пригляделась к ребенку: темные волосы, беспощадно стянутые в тугой хвост, тонкие пальчики, лицо, как у грустного ангела.
- Тетя, - пропел ангелочек. - Красивая. Как мама.
Вероника отшатнулась. Для нее это было слишком...
В себя она пришла только на улице. Капли вновь припустившего дождя на щеках предательски смахивали на слезы.
- Прости.
Стас догнал ее у машины. Веронике пришлось его дождаться, внутри авто лежала ее сумка, которую по настоянию преподавателя она там оставила.
- Меры были слишком кардинальными, да?
Она не ответила. Стояла, опустив голову, молчала. В ушах ее звучали слова девочки, печального детдомовского ангела: "Как мама, как мама, как мама"...
- Садись, - смирился с молчанием девушки Стас. - Пункт программы номер два - и я от тебя отстану. Договорились?
В этот раз они ехали дольше. Виной тому были пробки, извечная беда мегаполисов. Стас время от времени поглядывал на девушку, сидевшую в одной позе, с неестественно выпрямленной спиной.
- Ты мне еще веришь? - негромко спросил он, остановив машину у высотного здания. - Хотя бы немного?
Вероника, замявшись на миг, кивнула.
- Тогда пойдем.
Она пошла. Не из вежливости или "веры", а чтобы поскорее покончить со всем этим. Сначала в парадную, затем в лифт, а из лифта - по металлической лесенке. На крышу. Откуда у Стаса были ключи, Вероника решила не спрашивать.
- Крыша плоская, так что не бойся поскользнуться.
Он подвел ее к краю.
- Нельзя жить в скорлупе, - произнес Стас. - И нельзя вечно держать внутри боль, гнев, ярость. Говорят, лучшее средство выплеснуть это из себя - крик, правда, есть риск, что окружающие сочтут тебя за психа. Я сейчас уйду на другой конец крыши, а ты покричи. Попробуй, по крайней мере. Тебя никто не услышит.
Оставшись в одиночестве, Вероника долго стояла, запрокинув лицо навстречу мелкой мороси. Небо было до головокружения близко. Небо - свобода - дождь - память - боль. Вереница образов сложилась, и она закричала. Срывая горло, не стесняясь бегущих по щекам слез.
Боль можно отпустить. Память, светлая память, вот, что должно остаться...
До дома Вероники они доехали в молчании. Только выбравшись из машины, она, прокашлявшись, обронила:
- Спасибо.
Стас улыбнулся.
- Учебная встряска, не за что. До среды, Белозерова!