Восхождение человечества

Время от времени мыслители изобретают новую утопию: Платон, Томас Мор, Герберт Уэллс. Идея всегда заключается в том, что героический образ должен остаться, как сказал Гитлер, на тысячу лет. Однако герои, как правило, похожи на статуи с острова Пасхи с их грубыми, мертвыми чертами — да, они выглядят, как Муссолини! Но ведь это не есть суть человеческой личности, даже с позиции биологии. Человек — изменчивая, чувствительная, тонкая натура, приспособленная к различным условиям обитания. Он не статичен. Реальный образ человека — это ребенок как чудо, Богоматерь с Младенцем, Святое Семейство.

Подростком я любил по субботам после обеда прогуляться из лондонского Ист-Энда до Британского музея, чтобы в очередной раз вглядеться в статую с острова Пасхи, которая стояла перед зданием. Я в восторге от этих древних ликов. Однако, в конце концов, все они вместе взятые не стоят милой ямочки на щеке любого младенца.

Если я немного увлекся, на то есть причина. Подумайте, как взросление меняет мозг ребенка. Мой мозг весит примерно полтора килограмма, мое тело — в пятьдесят раз больше. Когда я родился, мое тельце было придатком к голове, потому что весило всего в пять-шесть раз больше мозга. Однако на протяжении почти всей истории человечество игнорировало этот свой огромный потенциал. На самом деле самое долгое детство было у нашей цивилизации, которое ушло на то, чтобы это понять.

На протяжении почти всей истории человечества от детей требовалось просто соответствовать образу взрослого. Это заметно по персидским бахтиарам, которые, как и десять тысяч лет назад, ранней весной отправляются в большой переход с пастбища на пастбище. У таких народов в глазах детей всегда прочитывается образ взрослого: девочки всегда почти готовые маленькие мамы, а мальчики — скотоводы. Дети ведут себя точно так, как их родители.

Конечно, история человечества не заключена в промежутке между кочевыми культурами и эпохой Возрождения. Человек ни на миг не прекращает своего восхождения. Однако подъемы — связанные с молодостью, талантом, расцветом искусства — чередуются с периодами, когда путь становится очень трудным.

Конечно, были великие цивилизации. Кто я такой, чтобы принижать значение культурных феноменов Египта, Индии или даже Средневековой Европы? Однако все они провалили один тест: они ограничивали свободу воображения у молодых людей. Эти цивилизации были статичны, потому что сын делал то же самое, что отец, отец продолжал дело деда и т. д. И это были цивилизации меньшинства, потому что только узкая прослойка талантливых личностей использовалась: училась читать, училась писать, изучала другой язык и ужасно медленно карабкалась по карьерной лестнице.

В Средние века сделать карьеру можно было только через церковь. Не существовало никакого иного пути для умного бедного мальчика, чтобы подняться наверх. А в конце его ждал образ Бога, который говорил: «Теперь ты добрался до последней заповеди: „Не спрашивай“».

Например, когда в 1480 году Эразм осиротел, ему оставалось только одно: подготовиться к карьере священнослужителя. Службы тогда были так же прекрасны, как и сейчас. Но жить в монастыре — значит отгородиться от знаний железной дверью. Эразм сумел преодолеть эту преграду, потому что начал вопреки запретам читать труды древнегреческих классиков и открыл для себя целый мир: «Язычник говорит это, обращаясь к язычникам, — в сердцах написал он однажды. — Но труд его открывает всеобщие идеи справедливости, святости и истины. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не воскликнуть: „Святой Сократ, молись за меня!“»

Всю жизнь Эразм дружил с двумя людьми: Томасом Мором из Англии и Иоганном Фробениусом из Швейцарии. Мор подарил Эразму то, что я получил, приехав в Англию, — наслаждение от общения с просвещенными умами. От Фробениуса он узнал о силе печатного слова. Семья Фробениусов в начале XVI века занималась изданием мировой классики, уделяя особое внимание медицинским трактатам. Напечатанные Фробениусами произведения Гиппократа, на мой взгляд, — одни из самых красивых книг в мире. В этом фолианте счастливая страсть печатника так же глубока, как знания автора.

Что значат эти три человека и их книги — трактаты Гиппократа, «Утопия» Томаса Мора, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского? Для меня они — проявление демократии интеллекта, вот почему я воспринимаю Эразма, Томаса Мора и Фробениуса как гигантские фигуры своего времени. Демократия интеллекта происходит от печатных книг, а поставленные в них в 1500-х годах проблемы до сих пор бурно обсуждают студенты. Почему Томаса Мора казнили? Он умер из-за того, что король считал его мысли влиятельными. Стражем единства науки — вот кем хотел быть Мор, кем хотел быть Эразму с, кем хочет быть каждый острый ум.

Тем не менее существует вековой конфликт между интеллектуальным лидерством и гражданской властью. Какой древней, какой горькой показалась мне историческая родина, когда я шел из Иерихона той же дорогой, что и Иисус, и увидел Иерусалим на горизонте, как он видел его, отправляясь на верную смерть.