Кстати сказать, геометрическое видение предмета можно назвать универсальным. Докажу это на примере одного из красивейших памятников — Реймсского собора. Казалось бы, какое отношение архитектура имеет к науке? К той науке, к которой мы привыкли в начале XX века, — изучающей физические характеристики материалов — коэффициенты расширения, частоту вибрации и прочие свойства?
Однако в конце прошлого столетия понимание науки кардинально изменилось. Теперь мы, ученые, стремимся описать и объяснить внутренние структуры, на которых строится природа. По этой причине в научный лексикон вошли слова «состав», «структура», «план», «расположение» и «архитектура». Так случилось, что я прожил среди этих слов всю свою сознательную жизнь, и мне как профессиональному математику, специализирующемуся на геометрии, особенно приятно внедрение терминов, привычных с детства. И это не вопрос личного вкуса, это стало обычным языком общения внутри научного сообщества. Мы используем эти термины, когда говорим о форме кристаллов и атомарном строении материи. Даже спиральную структуру ДНК, которая стала самым ярким образом в современной науке, мы постигаем так же, как когда-то изучали арочные своды, перекрытия и купола.
Итак, вспомним алгоритм действий наших предшественников. Сначала была груда мертвых камней, в которой не угадывалось величественных форм кафедрального собора. Однако масоны, наблюдая за проявлениями силы тяжести в природе, сделали ряд блестящих изобретений — аркбутан, арка, свод, купол — и выстроили собор. Иначе говоря, вольные каменщики на основе анализа естественных сил создали уникальные и прекрасные синтетические структуры. Современный человек продолжает заниматься подобной архитектурой на протяжении почти 800 лет, и делает это с удовольствием. Кстати сказать, стремление трудиться и развивать свои навыки — еще один чудесный дар, которым обладает человек и который выделяет человека из мира живой природы.
Наиболее распространенное заблуждение в философии гласит, что наука основана на чистом анализе и редукционизме, что-то вроде разложения радуги на цвета, а искусство, наоборот, требует синтеза, иначе говоря, умения увидеть вещь целиком. Но это не так. Работа фантазии всегда начинается с анализа природы, что ярко отразил в своих скульптурах, трактатах и сонетах великой Микеланджело:
Остановимся на фразе «согласие ума и рук»: навык работы с материалом подскажет мастеру, как будет выглядеть готовая вещь. Так же как каменщик, скульптор чувствует внутреннюю природу материала.
Когда Микеланджело работал над скульптурным изображением головы Брута, другие добывали мрамор для него. Но Микеланджело в начале своего пути и сам добывал мрамор в Карраре. Он все еще чувствовал, что молоток в их и в его руках извлекает из камня форму, которая уже находится в нем.
Сегодня мрамор в Карраре добывают для современных скульпторов — Марино Марини, Жака Липшица и Генри Мура. Их впечатления записаны не столь поэтично, однако я приведу слова Мура, потому что они отсылают нас к опыту гения.
Конечно, нельзя понимать слова художников буквально: будто каждый из них садился перед камнем, размышлял, что таится в его глубине, а затем вырубал увиденный образ. И все же метафора не лишена смысла, потому что вскрывает отношения между человеком и природой. К подобной метафоре прибегали многие ученые (например, Лейбниц), чтобы наглядно представить игру ума. С одной стороны, из слов художников следует, что в камне скрыты и искусство, и природа. С другой, глядя на произведения искусства, мы видим, что каждый скульптор из одного и того же материала создает абсолютно своеобразное произведение.