Восхождение. До самого пепла

Хэйт пошла дальше и дала назначения всем основателям Ненависти. Рэй стал военачальником клана (при отсутствии войн и желания в них вступать), Кен – дипломатом и «мозгом». Дипломат – звание системное, мозг – самопальное. Предусмотренные системой позиции заместителей главы на этом закончились, и остальным участникам пришлось довольствоваться выдуманными должностями. Монк стал совестью клана (его Хэйт вообще-то хотела назначить вместо Рэя «вармастером», но монах отбивался изо всех сил). Хель получила должность инструктора (или тренера, как кому нравится), Вал теперь значился клановым горнистом. Бард возмутился, за что ему было предложено зваться баянистом. Оказалось, он готов освоить горн. Для Барби функцию было найти непросто (называть орчанку официально «длинный язык» было бы неловко). Глава выкрутилась, создав должность виночерпия. Рюку не удалось отделаться от клейма бога смерти (авансом, так сказать, потому как пока смертушку он нес, аки боженька, только мелким насекомышам с их личинками). А Локи был назван темной лошадкой. Не потому, что на нем собирались ездить или пахать, а потому, что о нем никто ничего толком не знал.

Кроме уровня, класса, характеристик и того, что до вступления в Ненависть он был одиночкой, ни к кому не прибиваясь с начала игры. Еще то, что он был идейным противником доната, но только касательно личной игры. Позиция других по этому вопросу его тревожила мало. Это все со слов самого Локи.

О лошадках: казначей оформил всем новичкам аренду все тех же милейших лошадок Туф-Туф, дабы не тормозить при перемещениях. «Ненависть мчит на копытах Туф-Туф: они так быстры, у них турбонаддув!» – иронично-поэтично высказалась одна зеленая физиономия, за что получила напоминание о глубочайшем позоре: постройке пугала из доспехов после проигрыша озерному неписю. И обещанием повесить картину в полный рост в главном зале будущего кланхолла с этой позорницей в бронетрусах и бронелифчике возле того пугала. Если глава и кисть клана откажется писать картину – внимательная к деталям и памятливая гномка-казначей обратится в гильдию художников со скринами. Там точно согласятся: такой сочный материал для творчества! И всем новобранцам Ненависти будут показывать сей портрет за подписью: даже улитки ржали до слез.

Словом, Мася на Барби обиделась. Потом они мирились – в чатике. Многословно и эмоционально, причем обеих жрали подземные мобы. Где-то пыхтел монах. Где-то приходилось отвлекаться от набросков адептке. Но все выжили и даже пришли к мировой.

Кстати, дела у «младшей» группы шли настолько бодро, что им вскоре предстояла смена места прокачки – это они уже почти переросли. Процессу существенно поспособствовала песнь остановки времени, которую Вал переработал, чтобы добиться превосходного исполнения. Бард разок исполнил полную версию перед всей группы, когда совещание про альбомы закончилось, а разбежаться еще не разбежались. Потренировался, так сказать, на кошках.

Там, где пенные гребни летят среди скал,

Где рождается всякий рассвет,

Дева знает: ее никогда не искал,

Не искал я скитаний и бед.

Дева стонет и плачет, рыдает навзрыд,

Но безжалостен алый дракон.

Дева знание тайное вечно хранит:

Будет крепок чудовища сон.

В Беломорье, в безвременье

Тают звуки и сомненья.

Тают мысли, расстоянья,

Спи и ты, теряй сознанье.

Я ее не искал, но однажды возник

Под ногами во тьму провал.

И лишь шаг – и паденье, и сдавленный крик,

И мечусь я в волнах среди скал.

Дева белую длань протянула ко мне:

– Славный путник, окончен твой путь.

Как дракон на камнях, упокойся во сне,

И герою пора отдохнуть.

В Беломорье, в безвременье

Тают звуки и сомненья.

Тают мысли, расстоянья,

Спи и ты, теряй сознанье.

Здесь нет ран и нет боли, и выхода нет,

Здесь лишь отзвуки эха звучат.

О, герой, что в преданьях и одах воспет,

Здесь ты встретишь лиловый закат.

Небеса догорают, рука так близка.

И прозрачно, как тот алмаз:

Понимание – тянется смерти рука,

Дева эта не примет отказ.

В Беломорье, в безвременье

Тают звуки и сомненья.

Тают мысли, расстоянья,