Восхождение Ганнибала

Советские военные не потрудились запереть дверь, и огонь в камине большого зала все еще горел. Граффити испещряли голые стены, а на полу перед камином красовались кучки кала и валялись комки использованной бумаги — следы прощального акта, совершенного в относительном тепле замка. Милко, Грутас и Кольнас обыскали верхние этажи. Грутас махнул Дортлиху рукой, чтобы тот следовал за ним, и спустился по лестнице в подземелье. Решетка, запиравшая вход в винный погреб, была открыта, замок сломан.

У Грутаса с Дортлихом был один фонарь на двоих. Желтый луч отразился от бутылочных осколков, валявшихся на полу. Винный погреб усыпали пустые бутылки из-под тонких выдержанных вин, горлышки у них были попросту отбиты торопливыми выпивохами. Дегустационный стол, опрокинутый передравшимися мародерами, лежал у дальней стены.

— Хрен собачий! — выругался Дортлих. — Вот гады, ни глотка не оставили!

— Помоги-ка, — сказал Грутас.

Вдвоем они отодвинули стол от стены, с хрустом давя подошвами стекло. Отыскали и зажгли валявшуюся позади стола свечу, при свете которой когда-то сцеживали вино.

— А теперь потяни за канделябр, — сказал Грутас более высокому, чем он сам, Дортлиху. — Просто разок потяни, строго вниз.

Стеллаж для винных бутылок отошел от задней стены. Когда он двинулся, Дортлих схватился за пистолет. Грутас зашел в помещение за винным погребом. Дортлих последовал за ним.

— Господи Боже ты мой! — произнес Дортлих.

— Давай приведи машину, — сказал Грутас.

10

Литва, 1946

Тринадцатилетний Ганнибал Лектер стоял в полном одиночестве на булыжном краю крепостного рва и бросал хлебные корки в черную воду. Огород, где буйно разрослась когда-то аккуратная живая изгородь, стал сейчас коллективным огородом Народного детского дома. Росла в нем теперь главным образом репа. Крепостной ров и черная поверхность воды в нем были очень важны для Ганнибала. Ров был постоянным, неизменным; черная поверхность воды отражала облака, плывущие мимо зубчатых башен замка Лектер, как они плыли всегда.

Поверх детдомовской формы на Ганнибале была надета штрафная рубашка с намалеванной на ней надписью: «Без игр». Но хотя ему запретили играть с детдомовцами в футбол на поле за пределами двора, он не чувствовал себя обездоленным. Игру прервали, когда битюг Цезарь с русским кучером пересек футбольное поле с нагруженным дровами фургоном. Цезарь радовался Ганнибалу, когда тот мог заходить в конюшню, но репу он не любил.

Ганнибал смотрел, как плывут через ров черные лебеди — пара черных лебедей, переживших войну. С ними были два малыша, еще в пуху, один сидел на спине у матери, другой плыл за ней следом. Повыше на берегу рва трое мальчишек постарше наблюдали за Ганнибалом, раздвинув ветки живой изгороди.

Лебедь-самец выбрался из воды на берег — бросить вызов Ганнибалу.

Светловолосый мальчишка по имени Федор шепнул своим компаньонам:

— Гляньте, как этот черный ублюдок забьет немого болвана. Выколотит из него кучу дерьма, как из вас, когда вы яйца из гнезда попробовали спереть. Посмотрим, может, немой плакать умеет?

Ганнибал поднял руки с ивовыми ветвями, и лебедь вернулся в воду.

Разочарованный Федор достал из-за пазухи рогатку с красной резиной и полез в карман — за камнем. Камень ударил в глину на краю рва, забрызгав грязью ноги Ганнибала. Ганнибал посмотрел на Федора и покачал головой; лицо его ничего не выражало. Второй камень ударил в воду рядом с барахтавшимся там лебеденком. Ганнибал поднял руки с ивовыми ветвями и зашипел, отпугивая птиц подальше от берега, куда не долетят камни.

Из замка послышался звон колокола.

Федор и его компания повернули к дому, хохоча, довольные развлечением, а Ганнибал вышел из кустов живой изгороди, раскачивая длинной водорослью, на корнях которой остался большой ком грязи. Ком попал Федору прямо в лицо, и Ганнибал, на голову ниже Федора, бросился на него и погнал вниз по берегу к самой воде. Съехав с крутого берега следом за ошеломленным мальчишкой, он загнал его в черную воду и держал под водой, колотя его по шее ручкой рогатки. Лицо Ганнибала было поразительно неподвижным, жили только глаза; ему казалось, что вокруг всего, что он видит, возник красный ореол. Он пытался повернуть Федора так, чтобы добраться до его лица. Друзья Федора тоже спустились вниз, но не хотели драться в воде и стали криками звать на помощь воспитателя. Старший воспитатель Петров привел за собой и других, спустился, ругаясь, вниз по берегу и запачкал грязью дубинку, которой яростно размахивал.

Вечер в большом зале замка Лектер, лишенном былого убранства и теперь украшенном огромным портретом Сталина. Сто мальчиков в детдомовской форме уже закончили ужин и, стоя у своих мест за дощатыми столами, поют «Интернационал». Директор, слегка подвыпивший, дирижирует пением с помощью вилки.