Я смотрел на открытую рану, прижигать надо. Все же мало ли какая зараза попала. Шут его знает, как правильно или неправильно, я тяжко вздохнул. На левой руке и на ноге точно придётся прижигать, в раны раскаленное лезвие совать, я по-другому их прочистить от заразы и не смогу. А ежели не прижигать, а так мазью намазать, неизвестно, поможет ли в таком случае моя сила, или раны заживут, а внутри гнить начнет, что хуже только будет, не буду рисковать.
А вот с руки левой точно плоть срезать придётся, много и на живую. Я в этом месиве ни черта не разберусь. В голове крутилась какая-то мысль про антисептики, а ухватиться сразу за неё и не смог.
Точно, старый дедовский способ, моча. Придется ей воспользоваться, и с боком тоже, прежде чем залечивать раны. Да не совсем эстетично, за то практично. Хотя можно же и другим средством, точно, точно, здесь оно всяко должно быть.
— Дорге, дядюшка Дорге, — я закричал.
— Аюшки, — и он выглянул из-за избы.
— Не надо лечебной мази пока что, деготь надо березовый, и еще нож нужен с узким лезвием, шириной в палец или в полтора.
— Деготь-то есть, а вот нож такой, даже и не знаю.
— Может, лезвие где сточилось или выправили, вот и получился такой.
— Мда, — только он и молвил и, почесывая затылок, ушел.
Спустя пару минут Хотен принес котелок, исходящий паром, внутри которого была ткань.
Прекрасно, конечно, только на кой он это все приволок.
— Хотен, ткань сейчас достань и повесь сушиться, гляди только, чтобы она на землю не свалилась или не замаралась.
— Сделаем, — и он вновь утащил котелок, я лишь улыбнулся.
Дождавшись, когда Дорге принесет туесок с дегтем, я на него посмотрел, хотя в нем ничего не понимаю. Деготь и деготь, воняет, тянется, словно клейкая масса, надеюсь, подойдет.
Нож же, который мне также поднесли, подходил, лезвие длиной сантиметров девять, у основания ширина сантиметра два, которое сужается к концу, было видно, что он точеный-переточеный не один десяток раз.
Промыв и накалив, я вернулся к раненому.
— Дядюшка Дорге, держи Криста.
Выдохнув и собравшись с силами, я ввел нож в рану от клыка, которая уходила в тело на пару сантиметров, и сразу ощутил запах паленого мяса. А Криста свела судорога, у меня же затряслись руки. Это не гоблина дубиной по башке месить, я переживал, волновался, искренне хотел спасти Криста и не оставить калекой.
Нож в сторону, на рану кладу руку и пускаю силу жизни, а сверху залить дёгтем.
И так с каждой раной от длинных клыков, после второй у меня перестали трястись руки, и я смог сосредоточиться. Остальные же раны прочистил горячим ножом, а там, где мне казалось, есть нагноение, я прижигал.
Следом пошла рана на боку. Я срезал кровавую корку недрогнувшей рукой, а потом силой жизни закрыл кровотечение, и так же сверху ложил деготь.
А вот с рукой я не спешил, примеряясь, как и что делать, не хотелось срезать какие-нибудь жилы или еще что важное.
Перетянул тканью плечо, чтобы снизить кровотоки и Крист не истек кровью, пока я его лечу, хотя внутри мне казалось все это каким-то зверством, и хорошо, что он без сознания, а то я бы даже и не знаю тогда, что делал.
Выдохнув и прикрыв глаза, я вновь про себя проговорил, что спасаю ему жизнь как могу, как умею и что, кроме меня, больше некому.
После первого надреза искалеченной руки капли крови брызнули на траву, и у меня ушли все сомнения, надо быстро и четко все сделать. Нож так и мелькал в моей руке, чистя раны и обрезая ошметки рваных мышц. Спустя несколько минут, хотя мне казалось, что это длится вечность. Я был весь в поту, а рубаху в прямом смысле слова можно было выжимать.
Так что, стянув ее, я сполоснулся в едва теплой воде и смыл кровь со своих рук, а другой котелок просто опрокинул на себя.
Холопы же смотрели на меня с удивлением, а в глазах дядюшки Дорге еще и читалось уважение, или мне просто хотелось его там увидеть.
А что самое главное, после всех моих измывательств Крист был жив, он дышал. И в моем источнике сил плескалось чуть больше трети, и это хорошо.
Положив руки на Криста, а именно на грудь и на больную руку, я в который раз воспользовался своей силой, оставив в источнике чуть больше десятой части, ведь мне с утра опять лечить больного.
Переложив вновь его в избу, а перед уходом напоив, отправился домой, сил у меня оставалось немного, так что я просто рухнул на кровать и забылся богатырским сном.
Утром же, еще не до конца продрав глаза, я рванул в холопскую проверить Криста.
Возле его дома на откуда-то притащенной лавочке меня встретила сестра, которая спокойно сидела, крутя в руках подаренного ей деревянного коняшку.
— А ты что здесь делаешь? Тебе что вчера отец сказал?
— Он разрешил к Кристу сходить.
— Ну, сиди тогда, раз разрешил.
Возле лежанкиКриста стоял наполненный кувшин. Хотя я прекрасно помню, что вчера всю воду из него потратил.
— Эта я его поила, — раздался голос сестры.
Откинув покрывало, я обратил внимание, что штаны Криста отсутствовали, а его гениталии были укрыты отдельно, да и видно было, что его протирали.
— Это тоже ты? — я кивнул на больного.
— Неа, холопки, — и Варна грустно вздохнула.