«Милый Володя! — писал Шаляпин 19 марта 1901 года своему приятелю В. А. Тихонову. — Слава Богу, сражение выиграно блестяще. Имею колоссальный успех, он идет даже crescendo. Итальянские артисты были и есть злы на меня за то, что я русский, но я им натянул порядочный нос. На первом спектакле и на генеральной был Дорошевич, я думаю, что он что-нибудь напишет в газетах. Насчет башмаков я устроил, боюсь только, что в России возьмут пошлину. Обнимаю тебя, дорогой мой друг. Всегда твой
Статья В. М. Дорошевича «Шаляпин в Скала» была опубликована 14 марта 1901 года в газете «Россия»[4]
.7 апреля 1901 года Шаляпин был свидетелем того, как в «Ла Скала» провалилась опера «Мессалина» Де Лара.
7 апреля 1901 года (по старому стилю) он уже в Москве принимает участие в концерте хора Большого театра под управлением У. Аврапека.
Глава шестая
Тревоги и радости Стасова
Нет, ни минуты отдыха не сулили ему ближайшие недели. Только возвратился из Милана, как сразу включился в репетиции «Бориса Годунова». Десять лет опера не шла в Большом театре, на новую постановку ее не было времени, и Теляковский включил в репертуар театра оперу в ее старой постановке, которая совершенно не могла удовлетворить Шаляпина после того, как она была поставлена в Мамонтовском театре. Во время репетиции Шаляпин не мог не заметить, насколько скверно поставлен спектакль, и попробовал сделать кое-кому из участников постановки замечания, показывая, как надо играть ту или иную сцену. Он великолепно знал все партии и мог свободно переключаться с одной роли на другую. И столько было такта в его замечаниях и советах, что все становилось поразительно просто… Лишь повторяй, и будет то, что необходимо по ходу действия.
«Пожалуй, я впервые вижу, что значит настоящий оперный режиссер, — думал Теляковский, наблюдая из своей директорской ложи за ходом репетиции. — Режиссер должен во всех своих замыслах исходить из данной оперной музыки. Вроде бы так просто понять свою задачу, но ведь мало кто из наших так называемых режиссеров следует этому незыблемому правилу… В каждом его замечании — простота, ясность, логичность и здравый смысл. А необыкновенная музыкальная память и тончайшее знание не только своей партии, но и всех других партий прямо поразительны. А умение перевоплощаться? То он — Ксения, то — Федор… Смотришь на него, не перестаешь удивляться, обращается ли он к артистам, к хору или оркестру — все так попятно, последовательно и логично, все кажется столь простым и естественным… Ну почему же другие не могут вот так же растолковать артисту, что ему делать на сцене?.. Вот наконец-то я увидел настоящего толкователя произведения… Он его не только хорошо изучил и знает — он его чувствует и своим пониманием заражает других».
Дверь открылась, вошел Нелидов и сообщил, что пришла срочная телеграмма из Петербурга. Теляковский вышел, сделал необходимые указания подготовить ответ на телеграмму и вернулся в свою ложу. Но на сцене уже не было той размеренной и спокойной работы, которую он наблюдал лишь несколько минут тому назад. Что-то явно без него произошло непредвиденное. Вскоре репетиция закончилась, а Теляковский так и не успел понять, что же произошло такое, что всем испортило настроение.
— Попросите господина Шаляпина зайти ко мне сегодня вечером, — сказал Теляковский Нелидову, обеспокоенному происшедшим на сцене: скоро премьера «Бориса Годунова», многое еще идет плохо, а ему так хотелось, чтобы «Борис Годунов» прошел ничуть не хуже, чем два с половиной года тому назад в Мамонтовском театре. Ну конечно, он понимал, что там были талантливые декорации, костюмы, режиссура, а тут все катится по старым рельсам.
Вечером Шаляпин зашел вместе с Коровиным к Теляковскому.
— Мне хотелось поговорить с вами, Федор Иванович, по поводу режиссирования в опере — этого совсем слабо поставленного у нас дела. Я смотрел сегодня репетицию и понял, что вы вполне можете режиссировать, вы так просто и убедительно объясняете…