Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Да, Федор, это был один из самых счастливейших дней моей жизни, когда из Демидовского переулка привез я сюда своих «Богатырей» и установил на подставке в этой просторной мастерской… Теперь они могут уже не скитаться по чужим углам, не нужно будет выкраивать для них подходящее место в комнатах. Теперь мои «Богатыри» дома, и я могу подходить к ним и с любого расстояния рассматривать их…

— Верно схвачено здесь все, вплоть до мельчайших деталей! Вот бы и театральным художникам так же точно передавать колорит исторического времени. — Шаляпин вспомнил, как он воевал в Мариинском театре с теми, кто приносил ему богатые сафьяновые сапоги для Ивана Сусанина.

— Нет, Федор, я не историк-художник… Я только сказочник, былинник, живописный гусляр… Мне хотелось показать, как мой народ понимает и чувствует свое прошлое. Мое желание — передать в картинах чувства, поэтическое ощущение, мысли народа о вещем Олеге, о ковре-самолете, об Аленушке.

— Смотрю на ваших «Богатырей», Виктор Михайлович, и чувствую, что живописец сродни музыканту — столько гармонии во всем этом полотне… Бородин, Мусоргский, Римский-Корсаков вспоминаются при этом…

— Я так люблю музыку! Просто жить без нее не могу… И вот когда я гляжу на эту свою картину, и раньше, когда работал, все время слышу музыку… Много раз ловил я себя на том, что напеваю что-то… И видимо, оттого, что я жил в звуках, это отразилось в картине… А что вы все оглядываетесь, Федор?

— Да что-то не вижу вашего Ивана Грозного. Столько говорят о нем… Савва Иванович прямо сказал, что нужно играть такого Грозного, какого вы написали…

— Грозного я редко кому показываю, еще надо поработать, но вам покажу.

Васнецов снял покрывало с картины, и Шаляпин увидел Ивана Грозного; тот стоял опираясь на посох, грозный властелин, крупный государственный деятель, человек лютой прозорливости… «Выразительны его глаза, да и вся поза. Сколько таится в застывших его движениях силы!..» — подумал Шаляпин.

— Как вы правдиво изобразили Грозного! — воскликнул Федор. — Каждая черточка на лице, каждая деталь одежды просто вопиет: «Это он, Иван Васильевич!» Вот бы и мне добиться такого сходства.

— Ищи, Федор, ищи своего Грозного, но такого, каким показал его Римский-Корсаков… Ведь я уже лет двадцать бьюсь над тем, чтобы правдиво передать образ этого царя… Сколько крови он пролил… Я часто бродил по набережной вдоль стен Кремля, заходил в темные, еле освещенные немногочисленными лампами приделы Василия Блаженного… Брожу по этим сохранившим старину переходам, а представляю фигуру Ивана, чувствую его поступь, вижу его зоркий взгляд, предвидящий славу и величие Русской земли… Как-то повел я туда Репина. Ходим мы с ним по тесным переходам, останавливаемся около узких оконных разрезов в стенах, и вдруг Репин бросается вниз по лестнице. Я сбегаю вслед за ним, что, думаю, такое случилось? А он и говорит: «До меня откуда-то донесся запах крови, и я не мог больше оставаться в храме…» Так-то вот… Ну что ж, пойдем чаю попьем, а потом еще поднимемся сюда, посмотришь…

Они спустились вниз по лестнице, прошли в столовую. Окна столовой выходили в сад. В комнате стояли большой обеденный стол, шкаф, буфет красного дерева, кресло… Все сделано красиво, добротно. На стенах — портреты и репродукции знаменитых картин.

— Москва оказала мне, вятичу, неоценимую поддержку. Она поставила меня на ноги, укрепила мой дух… Вот ты, Федор, почувствуешь вскоре, какая разница между Москвой и Петербургом… Здесь умеют помочь человеку, насколько радушнее и сердечнее люди… Познакомься с историками Забелиным, Ключевским… Не всему верь, Ключевский отрицательно относится к Ивану Грозному, но он прекрасно знает факты… А Савва Иванович? Сколько сделал он для нас, художников, артистов…

— Савва Иванович как родной и мне… Столько для меня сделал. Столько интересных людей вокруг него… — задумчиво произнес Шаляпин.

— Он любит искусство, им живет и дышит, как и все мы… Ему понятны трепет художественного вдохновения и порывы художника. Он сам художник и поддерживает самые рискованные и стремительные полеты фантазии…

— И знаете, Виктор Михайлович… Ведь не так уж давно я познакомился с ним, а чувствую, будто давно знакомы…

И долго еще потом продолжался этот разговор, сердечный, откровенный. Много полезного извлек пытливый ум Шаляпина из этого визита.

Глава третья Иван Грозный — душа страдающая и бурная