Читаем Восхождение, или Жизнь Шаляпина полностью

Чаще всего в устройстве вечеров Тертию Ивановичу помогал Милий Алексеевич Балакирев, его давний друг и единомышленник. Однажды Балакиреву не понравилась программа предполагаемого вечера. Он тут же написал Тертию Ивановичу письмо: «Сегодня обдумывал о Вашем музыкальном вечере и пришел к следующему: нельзя ли Вам разделить его на два раза, чтобы не смешивать две музыки, между собой общего не имеющие? Я бы думал один музыкальный вечер сделать с армянином-певцом (тенор Н. Г. Шахламян. — В.П.) и дополнить солистами Дегтяревым и Кузнецовым, которые могли бы исполнить разные Reveries (грезы, то есть салонные пьесы. — В.П.), фантазии, ноктюрны и вообще пьесы легкого содержания, подходящие по характеру к садовой музыке и к тем пьесам, которые может спеть армянин и которые и Вы называете банальными. При этом был бы уместен хор Бермана и рассказы Горбунова. Мешать же такую музыку с теми трио, которые я бы мог играть, было бы несообразно. За это тот же Михаил Николаевич Островский резко бы осудил и Вас, а еще более меня, обязанного Вам это объяснить и предостеречь. Другой же вечер можно сделать при той музыке, которую я мог бы продуцировать при участии гг. Кузнецова и Дегтярева, и, наконец, на одном фортепиано. Этот второй вечер мог бы доставить большое удовольствие Островскому как серьезно занимающемуся музыкой, и тут, конечно, Делянов (министр просвещения. — В.П.) был бы лишний, и чем теснее был бы кружок и отборнее в смысле музыкальной развитости, тем довольнее были бы и исполнители и слушатели. За такое же смешение, о котором была речь вчера, мы все подвергнемся осуждению, в особенности я, и даже мои сотоварищи мне этого не простят, хотя и не выскажут. Спешу Вам об этом написать, покуда Вы еще не начали делать распоряжений к 23 ноября. Забегу к Вам потолковать специально об этом».

Но чаще всего приглашенные на эти музыкальные вечера бывали благодарны гостеприимному хозяину. «Позвольте еще раз поблагодарить Вас за высокое наслаждение, которое Вы доставили бывшим у Вас на вечере. После обычного холода петербургских салонов у Вас вполне можно было согреться. Мне припомнилось что-то давно прошедшее, русское и родное, чего теперь не встретишь», — в этом письме одного из посетителей музыкальных вечеров Тертия Ивановича Филиппова дана точная характеристика той атмосферы, которая возникала на этих вечерах.

Мусоргский, Балакирев, Островский принимали участие в этих вечерах. Тертий Иванович привлекал и начинающих талантливых певцов, артистов драматических театров, много лет его связывала дружба со знаменитым артистом и писателем Горбуновым. С помощью Тертия Ивановича первые артистические шаги к славе сделали Мравина, Яковлев, теперь солисты императорского театра, Морской, Майборода. А сколько просьб ему приходилось выслушивать относительно устройства на службу… или в оперу, консерваторию! Ныне знаменитый пианист Гофман тоже выступал у Тертия Ивановича Филиппова. Так что круг его интересов не был ограничен только народной песней.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Шаляпина

Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Первая книга дилогии известного писателя Виктора Петелина представляет нам великого певца в пору становления его творческого гения от его дебюта на сцене до гениально воплощенных образов Ивана Грозного и Бориса Годунова. Автор прекрасно воссоздает социально-политическую атмосферу России конца девятнадцатого и начала двадцатого веков и жизнь ее творческой интеллигенции. Федор Шаляпин предстает в окружении близких и друзей, среди которых замечательные деятели культуры того времени: Савва Мамонтов, Василий Ключевский, Михаил Врубель, Владимир Стасов, Леонид Андреев, Владимир Гиляровский. Пожалуй, только в этой плодотворной среде могло вызреть зерно русского гения. Книга В. Петелина — это не только документальное повествование, но и увлекательный биографический роман.

Виктор Васильевич Петелин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное