Не только слепая жажда мести толкала короля на скользкий путь подлога, насилия и вызывающей наглости, он по-прежнему с непоколебимым упрямством рассчитывал на громкую победу под Ла-Рошелью, уверенный в том, что победа заткнёт и самые непримиримые рты. На место убитого Бекингема был назначен граф Роберт Берти Линдсей. Семнадцатого сентября 1628 года третья флотилия вышла из Портсмута и спустя одиннадцать дней была на подступах к Ла-Рошели. Ла-Рошель приветствовала английские паруса праздничным перезвоном колоколов. У осаждённых подходило к концу продовольствие. Измождённые голодом люди понемногу начинали охоту на кошек, собак и мышей. С появлением англичан у них появилась надежда, но она с каждым днём угасала.
Граф Линдсей наткнулся на ту же плотину, которую возвёл в заливе кардинал Ришелье. Несколько дней он простоял перед ней в недоумении и раздумье. Он попытался выманить более слабый французский флот, чтобы разгромить его в генеральном сражении и предъявить осаждающим ультиматум, однако французы уклонились от прямого столкновения. Оставалась единственная возможность — высадить на берег десант и разгромить врага на суше, но, подсчитав силы, он вынужден был отказаться от этой возможности, поскольку против двадцати тысяч французских солдат он мог выставить не более шести тысяч морских пехотинцев.
Собственно, графу Линдсею оставалось только не солоно хлебавши возвратиться к родным берегам. Он был опытный морской волк и попытался хотя бы спасти свою честь. Третьего октября граф начал бомбардировку плотины, пытаясь пробить в ней проход для своих кораблей, зная заранее, что это невозможно. Он бил по плотине, французские пушки палили по его кораблям, причём Людовик XIII вновь обслуживал одну из них простым канониром. В первый же день с обеих сторон было выпущено не менее пяти тысяч ядер. Итог столь интенсивной пальбы был довольно печальным: английские ядра не причиняли французской плотине никакого вреда, тогда как французские наносили неподвижно стоящим английским судам немалый урон. Пальба продолжалась и четвёртого октября. К вечеру сломанные мачты, простреленные борта, разрушенные надпалубные постройки со всей очевидностью показали графу Линдсею, что очень скоро он может остаться вовсе без флота. Утром пятого октября он отправил к великому кардиналу парламентёра. Тот просил пощадить обречённую Ла-Рошель. Ришелье, убедившись в полнейшем бессилии вражеского флота, согласился только на то, чтобы англичане уговорили осаждённых сложить оружие и сдаться на милость законного владыки. Посчитав, что честно исполнил тяжкий долг, граф Линдсей приказал поднять якоря и взять курс к родным берегам. Три недели спустя, прикончив всех кошек, собак и мышей, осаждённая Ла-Рошель отворила ворота. Площади, улицы, общественные места и дома горожан были завалены трупами, причём тела были до того иссушены страшным голодом, что не поддавались гниению. Оставшиеся в живых уже не способны были держать оружие и хоронить умерших братьев по несчастью и вере.
Оливера душило негодование. Коварные выходки короля, провал третьего похода английского флота, падение Ла-Рошели и торжество папистов над приверженцами истинной веры в его страстной душе вызывали бессилие гнева. Он был призван к активному действию, однако это по-прежнему оставалось для него невозможным. Здоровье стремительно ухудшалось, наконец его худоба вызвала беспокойство родни. К нему пригласили известнейшего лондонского доктора Майерна, своим врачеванием заработавшего крупное состояние, что в глазах многих служило наилучшей рекомендацией. Доктор осмотрел его с должным вниманием и поставил диагноз, уже поставленный бедным лекарем из Гентингтона: крайне подвержен меланхолии, и прописал всё тот же отвар из валерьяны, зверобоя и мяты, которому надлежало привести расшатанные нервы исхудавшего пациента в должный порядок и возвратить ему крепкий сон, радость жизни и аппетит.
Оливер продолжал пить целебный отвар, но едва дождался конца каникул, установленных королём. Заседания палаты общин возобновились двадцатого января 1629 года. Наслышанные о том, до какой степени вызывающе в эти шесть месяцев вёл себя король, представители нации на другой день приступили к расследованию. В первую очередь их волновала судьба петиции о правах. Ими был официально допрошен владелец королевской типографии Нортон. Типографщик показал, что заседания парламента прекратились семнадцатого июня, а уже восемнадцатого он получил повеление заменить утвердительный ответ короля, преступно подделанная прокламация была доставлена в зал заседаний, были подняты протоколы голосования, и все убедились, что монарх тайно, трусливо и подло пошёл на подлог и отменил петицию о правах.