Восхождение самозваного принца

Эйдриан широко улыбнулся и сжал в руке мешочек с самоцветами — доказательство завоеванного им доверия. Он нашел спутников… возможно, даже друзей. Во всяком случае, этих людей он мог уважать. Он столько успел узнать от них за эти недели! Старинные песни, которые пела Садья, рассказывали ему о прошлом. А бесподобное воинское искусство Маркало! Оказалось, не только эльфы, но и абеликанские монахи веками оттачивали боевое мастерство. И мудрость, лежащую в его основе.

В далекой глуши, в неприметной, совершенно заурядной деревушке, только что произошло величайшее событие — соединение церкви и государства. По своей силе и значимости оно было сродни назначению королевы Хонсе-Бира начальствующей сестрой Сент-Хонса. Здешнее соединение власти духовной и светской обещало неузнаваемо и бесповоротно изменить мир.

А в это время за сотни миль от неприметной деревушки королева Джилсепони наблюдала избрание Фио Бурэя отцом-настоятелем абеликанского ордена.

«Было ли это благом?» — не переставала спрашивать себя Джилсепони. И в который раз отвечала: «Фио Бурэй — меньшее из двух зол». Эта мысль заставила ее бросить взгляд в ту часть громадного зала, где, склонив голову и выпятив свой горб, сидел аббат Олин. Его редкие седые волосы, окружавшие лысую макушку, торчали в разные стороны. Едва Фио Бурэй начал произносить слова священной клятвы, старик прикрыл трясущейся рукой глаза.

У Олина были длинные морщинистые руки. За много десятков лет, проведенных под палящим южным солнцем, его кожа приобрела пергаментный оттенок. Но от этого человека не исходило ощущение слабости, и на самом деле он был не так уж стар. Он был способен на страстную, зажигательную речь, какую и произнес перед голосованием.

Джилсепони видела, как сникли под его железным взглядом несколько бывших союзников, переметнувшихся на сторону Бурэя. Большинство магистров и настоятелей, присутствующих в зале, повторяли сейчас общую молитву, что следовало бы сделать и королеве. Но она не молилась. Настоятель Олин тоже не желал молиться о даровании здоровья и мудрости отцу-настоятелю Фио Бурэю. Он молча сидел, глядя на одержавшего над ним верх соперника, и голова его непроизвольно подергивалась. Сжав свои худощавые руки в кулаки, аббат Олин водил костяшками пальцев по ладоням.

Джилсепони не сомневалась: окажись сейчас в руках Олина арбалет, Фио Бурэй был бы убит наповал.

— Церковь ждут беды, — сказала Джилсепони епископу Браумину, когда церемония завершилась и друзья нашли укромный уголок, чтобы поговорить без помех.

— Они и не прекращались, — отозвался Браумин. Голос его звучал несколько легкомысленно. Он хотел уже было засмеяться, но увидев, что королеве совсем не до смеха, посерьезнел.

— Ты имеешь в виду аббата Олина? — спросил епископ Палмариса.

— Олин не согласен с избранием Бурэя, — сказала Джилсепони.

— У него нет иного выбора, — напомнил ей Браумин. — Решение Коллегии аббатов не оспаривают.

Формально епископ был прав, однако логика его слов не уменьшила тревожного внутреннего чувства, оставшегося у нее после наблюдения за Олином.

— Быть беде, — повторила королева.

Епископ Браумин шумно вздохнул.

— Ты права, — примирительно сказал он. — Такова природа человека и в еще большей степени — природа нашей церкви с ее вечным соперничеством из-за власти.

— Фио Бурэй сказал бы, что ему странно слышать подобные слова из уст епископа, — заметила Джилсепони. — Особенно из уст человека, еще достаточно молодого, но достигшего таких высот власти. Ведь ты являешься третьим по могуществу лицом в церкви после Бурэя и Олина.

Браумин Херд немного подумал над ее словами, после чего усмехнулся.

— Внешне, наверное, так оно и есть, — согласился он, — но я не стремлюсь к власти ради собственной корысти.

Мне этого не надо. Я несу ответственность за то, чтобы у людей была более достойная жизнь, и только.

Браумин поглядел королеве в глаза и снова усмехнулся.

— А разве твое назначение связано с чем-то другим?

Постепенно суровое выражение на лице Джилсепони смягчилось. Наконец она улыбнулась. Она давно знала цену епископу Браумину Херду — человеку, рука об руку боровшемуся вместе с ней и Элбрайном и не раз рисковавшему своей жизнью. Произнося сейчас эти слова, он ничуть не кривил душой. И Браумин был прав: Джилсепони могла бы сказать то же самое о власти, которой теперь располагала.

— Быть может, прежде, чем настоятелю Олину удастся напроказничать, Бог заберет его в более высокие сферы, — подмигнув, весело произнес Браумин. — Хотя, боюсь, без сплетен и интриг в нашем ордене станет куда скучнее.

Джилсепони не удержалась от смеха.

Но тревожное чувство все равно не покидало королеву. Внешнее спокойствие казалось ей обманчивым. Как в церкви, так и в государстве.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ День тревог