Восхождение самозваного принца

Браумин Херд знал: Фио Бурэй, может, и способен признать ошибку в суждении, но он никогда открыто не сознается в совершенном грехе.

— По-моему, все, о чем я говорил, должно отвечать чаяниям аббата Браумина, рисковавшего жизнью, поддерживая дело Эвелина. Ведь в немалой степени благодаря вам стала возможной победа его воззрений.

Настоятелю Сент-Прешес совершенно не понравились эти слова.

— Вы не можете отрицать очевидного, — продолжал магистр Бурэй. — Я бы даже сказал, не должны. Вы правильно выбрали позицию и действительно серьезно рисковали собственной жизнью. Вполне справедливо, что теперь вы получите награду за дальновидность и смелость. Я ни на секунду не сомневаюсь в искренности вашего выбора и действий и предлагаю возможность осуществить вашу миссию глашатая воззрений Эвелина Десбриса и магистра Джоджонаха.

Последние крупицы искушения — восстановление доброго имени Джоджонаха, — на это настоятелю Браумину трудно было не поддаться. Он почитал Эвелина и высоко ценил заслуги безумного монаха, но ему не приходилось встречаться с ним. С магистром же Джоджонахом его связывало несколько лет тесной дружбы. Неудивительно, что дань уважения своему погибшему наставнику занимала мысли Браумина сильнее даже, чем канонизация Эвелина. Более того: если бы настоятелю Сент-Прешес было предоставлено право решать, кого из этих, без всякого сомнения, достойных людей канонизировать первым, он отдал бы предпочтение Джоджонаху.

И Фио Бурэй явно догадывался об этом.

— Одного я только не пойму, мой дорогой брат: если вы относитесь к Джилсепони с таким почтением, почему вы опасаетесь увидеть ее епископом Палмариса? — продолжал однорукий магистр.

— А я никак не пойму причину, заставляющую вас столь сильно желать ее избрания на этот пост, — без обиняков ответил ему Браумин.

— Обыкновенное благоразумие, — произнес однорукий магистр. — Появилась возможность, которую мы никак не должны упустить. Король Дануб настолько очарован баронессой, что не сможет отказать ей в подобной просьбе. Пусть король думает, что тем самым он в большей степени распространит светское влияние на церковь. Мы-то с вами знаем: назначение Джилсепони епископом возымеет прямо противоположное действие. Да, она баронесса по титулу, но сердце ее не глухо к делам церкви. Она доказала это своим подвигом в годы розовой чумы. Достаточно сказать, что Бог и Эвелин именно ее сделали вестницей завета.

Король Дануб согласится на ее назначение. — Речи Бурая продолжали литься нескончаемым потоком. — Однако Джилсепони недолго пробудет епископом. Как только она изъявит согласие принять предложение короля Дануба и взойдет на трон Хонсе-Бира, ее преемником станет уже человек церкви. И тогда от нас будет зависеть, кого мы пожелаем видеть на этом посту.

Снедаемый любопытством, Браумин пытался следить за вязью хитроумных замыслов Бурэя. У него просто волосы на затылке шевелились, когда он видел, с какой внешней простотой его собеседник выкладывает мозаику своих интриг. Логика рассуждений однорукого магистра была неопровержимой. Скорее всего, Дануб действительно согласится с назначением Джилсепони епископом. Когда же она станет его женой и королевой, пост епископа сохранится, король вряд ли вознамерится его упразднить. И если заручиться поддержкой со стороны Джилсепони, следующим епископом действительно станет человек из церковных кругов.

— Браумин, епископ Палмарисский — не правда ли, звучит величественно? — сказал Фио Бурэй. — Джилсепони, полагаю, вас поддержит, более того, даже будет настаивать на вашем назначении. А король Дануб, пребывая в блаженном состоянии в ожидании свадьбы, выполнит и это пожелание своей будущей супруги.

Аббат Браумин долго глядел на собеседника, следя за каждым его жестом и изо всех сил стараясь понять истинный смысл слов, столь удивительных и непривычных для лексикона однорукого магистра.

Вы, наверное, думаете, что искушаете меня, тогда как на самом деле вам вряд ли удастся проникнуть в мое сердце, — наконец произнес настоятель Сент-Прешес. — Я не поставлю личную выгоду выше благополучия Джилсепони, которую считаю едва ли не самым дорогим своим другом. Я не стану вовлекать ее ни в один замысел, способный нанести ей вред.

— Но откуда у вас уверенность, что назначение Джилсепони епископом причинит ей вред? — удивленно осведомился Фио Бурэй. — Она же сама не единожды утверждала, что избрала в жизни путь служения Богу. Мы могли бы поднять ее на такую высоту, где возможности подобного служения неизмеримо возрастают. Вы не верите, что она увидит в этом именно благоприятную возможность?

— Благоприятную возможность для самой Джилсепони или для абеликанского ордена? — напрямую спросил Браумин.