Восхождение (СИ)

Проделав весь комплекс упражнений, отправился в номер, тщательно вымылся, оделся, критически осмотрел тренировочную одежду Честно сказать, от нее уже… хмм… попахивало. Много поту пролил! Подумал пару секунд и снял трубку телефона. Ответила дежурная, та самая, что была в день моего приезда.

– Доброе утро, Михаил Семенович! Что хотели?

– Вы знаете, какая проблема… мне бы как-то постирать одежду. Тут прачечной поблизости нет?

– Как не быть? Все у нас есть! Я сейчас пришлю к вам горничную, она соберет одежду и отдаст в стирку.

– Замечательно! – обрадовался я, сложил барахло в кучку и стал дожидаться горничной. И дождался.

Ниночка выглядела слегка смущенной, и когда я чмокнул ее в припухшие губки, тихо сказала, краснея и пряча глаза:

– Вы не подумайте… я не такая развратная! У меня до вас никого не было! (как будто я этого не понял – пришлось простыню замывать) А то, что я ночью творила… это как бесы в меня вселились! Сама не знаю, что со мной такое получилось! Никогда не думала, что такое… такое буду вытворять! Мне стыдно даже вспоминать!

Я притянул ее к себе, Ниночка пискнула от неожиданности, когда я взялся руками за ее попку и приподнял над полом. Потом подошел к кровати, опустил ее на постель, рывком задрал халатик и уцепившись за трусики сдернул их к ступням. Трусики упали на пол, а Ниночка замерла, будто мышь, загипнотизированная змеей.

Когда я вошел в нее, она глухо и глубоко вздохнула, застонала и негромко, захлебываясь словами проговорила:

– Ооой… у меня еще все болит! Ооой… как хорошо… хорошо… миленький, как хорошо! Да… да… ДА!

Когда мы закончили, Ниночка пошла в душ. Зашумела вода, и девушки не было минут пять. Вышла она уже одетая, и даже причесанная, будто десять минут назад не она извивалась и пыталась выгнуться дугой, вжимая меня в себя, собираясь поглотить всего, без остатка. Я ожидал, что она снова смутится, не будет на меня смотреть, застесняется, но ничего такого не было. Подошла, встала на цыпочки, дотягиваясь до губ, чмокнула меня, шепнула:

– Я ночью приду, до утра! А сейчас мне нужно идти. И так уже Нина Викторовна начинает подозревать! Спасибо, вы такой… классный!

Она схватила мое грязное барахло в охапку и не торопясь вышла за дверь. Когда дверь за ней закрылась, я вдруг широко и глупо улыбнулся и заблажил, едва ли не в полный голос:

– Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!

Вот же… привязалась! Песня…

Семен Викторович Татаринцев прочитал сводку о происшествиях по городу раз, другой, третий – уже медленно, вчитываясь в один из абзацев, и сердце его невольно забилось быстрее. Неужели след? Неужели хоть что-то?

Дело об убийстве милиционеров на станции метро не удалось спихнуть «соседям». Прекрасно понимая бесперспективность дела, они под каким-то надуманным предлогом оставили дело в ведении Татаринцева, пафосно заявив, что будут держать на контроле и помогать всем, чем могут. Если простым языком, стоило перевести эту фразу так: «Мы вас будем дрючить за это дело при первой же возможности, и склонять на всех ведомственных совещаниях!» Видимо свою помощь «соседи» понимали именно так – отдрючил задницу заместителя УВД по оперчасти – вот он и дал результат! Гэбэшники, они и есть гэбэшники.

Татаринцев был уверен, что за всеми, кто работает по этому делу установлено негласное наблюдение, телефоны прослушиваются и стоит найти что-то дельное – гэбэшники тут же выскочат, как чертики из табакерки, и перехватят инициативу у подчиненных Татаринцева, ничтоже сумняшеся переписав заслугу поимки злодеев себе, любимым.

Нет, он не обижался на них. Как можно обижаться на стихийное явление? Ну вот есть гроза – разве люди обижаются на молнии? Или на град? Так и «соседи» – они существуют в этом мире, чтобы портить жизнь трудягам-ментам. И поделать с этим ничего нельзя – только перетерпеть и жить дальше.

Сегодня с утра Татаринцев отправил двух лучших сыщиков – опытного, старого волка с двадцатилетним стажем Кузовлева Андрея, и не менее дельного, но помоложе – Семена Рыльского. Семен тоже проработал в УВД немало времени – больше десяти лет, и кроме своих могучих статей (он был похож на штангиста-тяжеловеса, или на йети), отличался редким здравомыслием, быстротой реакции (несмотря на габариты!), и еще – способностью к озарению. Или как это назвали бы ученые – «интуицией». Он мог идти по следу злодея сутками напролет, забывая о еде и сне, и когда след терялся – вступала в действие его знаменитая интуиция. Он внезапно решал, что хорошо было бы посетить «вот это место», поспрошать «вот того парня», и след, наглухо потерянный, вдруг находился как по волшебству.

Этих оперов не раз пытались переманить в Цетральное управление, но дорожа своей дружбой с Татаринцевым, они каждый раз оставались на месте, будучи тертыми-перетертыми продуманами, практически лишенными служебных амбиций. Это были фанатики своего дела, можно сказать – киношные сыщики, у которых за душой ни кола, ни двора, ни семьи, ни детей. Да и откуда заведутся это самые колы и дети, если ты днями и ночами пропадаешь на работе?