Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

Есть и другая несвобода, чисто литературная. Директор Литературного института Сергей Николаевич Есин в своем опубликованном в 5–6 номерах «Нашего современника» за 2000 год дневнике сетует на то, что никто не хочет писать просто: «Постмодернизм наложил на нашу литературу мертвенную печать. Никто не хочет заниматься спокойным и медленным текстом». Люди учатся «на писателя», а сказать им нечего. И тут начинается выпендреж, всякие «измы». Так и у художников. Не может человек создавать, скажем, такие портреты, как Шилов, или акварели, как Андрияка, и он начинает искать «новые формы». А они все старые. Как осетрина только первой свежести, она же единственная. Нечего сказать, за душой ничего нет, а надо… Диплом заставляет. В Переделкине я однажды сидел за обеденным столом с писателем из Казани. Он признался мне, что ненавидит писать. И еще тут возникает боязнь плохо написать. Это тоже проявление несвободы. Истина старая: не хочется – не пиши. Все равно толку не будет.

Д. Дар Письмо

Уважаемый тов. Солоухин!

Большое спасибо за радость и счастье, которые доставляет Ваша повесть – эта чистая и поэтичная песня. Спасибо за правдивость интонации, за поэтическое видение всего сущего, за любовь к людям и природе, за то, что говорите Вы не об иллюзорных, а о подлинных вещах и явлениях.

Прочитал Вашу повесть и как воды напился из родника.

С чувством доброй и радостной зависти,

Д. Дар.

11. Х.57 г. Ленинград

С. Залыгин Фототелеграмма

КОПИЯ – НОВЫЙ МИР

2943/22.Х.57

ПОЗДРАВЛЯЮ РЕДАКЦИЮ С УСПЕХОМ АВТОРА С ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ ПОВЕСТЬЮ ПРОШУ ПОЗВОНИТЬ СОЛОУХИНУ ПЕРЕДАТЬ СПАСИБО БЛАГОДАРНОГО ЧИТАТЕЛЯ. С. ЗАЛЫГИН

20. Х.57 г. Новосибирск

Светлана Аллилуева

8 мая 1961 г.

Милый голубчик Владимир Алексеевич!

Извините такое вольное обращение к вам, но, право, прочитав Ваши замечательные лирические повести, хочется называть Вас возможно более ласково, насколько это возможно в официальном письме читателя к писателю.

Позвольте, прежде всего, представиться: меня зовут Светлана Аллилуева, нас с Вами знакомил поэт Давид Самойлов на вечере в ИМЛИ (институте мировой литературы им. М. Горького), который был в конце декабря 1960 года. Вы и Самойлов читали тогда свои стихи, а потом был небольшой новогодний банкет с танцами и прочим. Очень возможно, что Вы меня не запомнили, как, впрочем, и мне тогда Вы не запомнились (но стихи Ваши в Вашем собственном чтении мне понравились); дело в том, что в тот вечер мое внимание целиком занимал дорогой мой друг Дезик Самойлов и я вообще плохо помню все остальное. Я только тогда отметила про себя, когда Вы стали читать свои стихи сразу после него – как вдруг повеяло каким-то душевным здоровьем и чистотой.

Не так давно прочитала я «Каплю росы», и мне бесконечно понравилось, как Вы разговариваете с природой, но потом осталось немного досадное ощущение: а не слишком ли много созерцает этот молодой человек в расцвете сил и здоровья, не упрятался ли он в свои леса и луга, полные цветов, от всего, что раздирает в клочки душу современного городского человека, живущего беспокойными ритмами сегодняшнего дня? А потом – вот на днях – прочитала я и «Владимирские проселки», и тут мне перевернуло всю душу! Вот, милый он голубчик, умница, и не думает он убегать от беспокойств в свои луга, и живет он всеми печалями и болями тех, кому недосуг подышать родной природой, и вообще – что за прелесть, сколько красоты, ума, мысли, боже мой! Тут я совершенно задохнулась от эмоций и, еще не прочитав «Терновника», села писать вам письмо.

Извините, милый Владимир Алексеевич, вероятно, Вам надоедают письма читателей, но все-таки уж дочитайте до конца мое. Оно будет длинным, очень много хочется сказать, несколько дней я все хожу и думаю о Ваших повестях, о самом авторе, а еще больше – о самой себе. Что-то Вы мне перевернули в душе, милый Владимир Алексеевич, вот это я и попробую Вам объяснить. Правда – не один Вы, и не одни только ваши повести сделали это; но знаете, я принадлежу к числу людей, для которых художественный вымысел (будь то слово или очень хороший фильм, из числа фильмов 1-го разряда, таких как «Ночи Кабирии» или «2 гроша надежды») играет подчас большую роль, нежели действительные события и люди. И когда мне было 16 лет, я помню, какое огромное впечатление произвел на меня Ромен Роллан. Его «Жан Кристоф» и «Очарованная душа» заставили меня несколько лет жить и думать под сильным влиянием всего, что я там нашла.