Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

Однажды нам с Леной не разрешили вечером идти на танцы, наказав за то, что днем мы хотели взобраться по шаткой лестнице на церковную колокольню. Конечно, танцы для нас, малолеток, еще не были так привлекательны, как это случится позже. Бегая на них, мы больше смотрели на танцующих и слушали музыку. Для мальчишек и девчонок здесь был свой интерес, своя как бы жизнь, иногда чрезвычайно интересная. Понятно, что остаться без танцев показалось обидным. Покуксившись, мы решились нарушить запрет. И помогла нам в этом Марелла. Вечером все наши взрослые собирались по обычаю внизу, на первом этаже алепинского дома, и играли в карты. Играли, надо сказать, шумно – кто-то кого-то вечно надувал иль, выглядев чужие карты, шутя выдавал их соперникам, а то и просто подсказывали друг другу удачные ходы, нарушая все запреты. Марелла обычно не играла. Она садилась около «моего Володи», как называла она его. Мы попросили ее, когда взрослые отвлекутся и забудут о нас, помочь нам спуститься с окна второго этажа, ну и конечно же не выдавать нас. Она так и сделала. Уж как потом выкрутилась, нам так и осталось неизвестным, главное – нас после этого ни за что уже не наказывали. Вместе с молодыми мы часто ходили в лес и на реку. Помню, как пришли в престольный праздник – Яблочный спас (19 августа), в соседнее село Спасское.

Шла пора полыхающих спелиц.

Августовская спелая сушь.

По ночам начинались капели

Опадающих яблок и груш.

В Алепино специально для дяди Володи Алексей Алексеевич соорудил в саду небольшой домик, запомнившийся мне весь в желтых тонах, поскольку стены и пол были из чистого некрашеного дерева. Этот домик со столом, постоянно заваленным бумагами, стал первым кабинетом писателя. Из всей обстановки в этой «обители муз» нас больше всего привлекала боксерская «груша», прикрепленная к потолку. Трудно было удержаться, чтобы не поколотить ее в удовольствие. Но главной забавой детям и взрослым стало купание в Ворше. От дома, преодолев небольшой прогон, прямо к реке спускалась набитая тропинка. Особенно азартными и методичными купальщиками оказались три брата – Виктор, Николай и Владимир. Каждое утро перед завтраком, несмотря на погоду, они весело бежали к реке. Сила постоянной военной закалки сказывалась у них и на отдыхе.

Каким чудесным для всех нас выпало то лето. Как хотелось продлить его, но в жизни все когда-нибудь кончается. Завершился и тот чудный отдых… Жизнь развела нас с родными на целых пять лет.

Навсегда развела она лишь дядю Володю с его Мареллой. Перед этим все наши от всей души желали и радовались их предстоящей свадьбе, но мать Мареллы неожиданно круто воспротивилась: «Не для того я тебя вырастила, чтобы отдать за какого-то писаку». Ни о каком браке она и слышать не желала. Чуть позже, когда Марелла выплакалась первыми слезами отчаяния, она начала знакомить дочь с другими мужчинами. Но слезы повторялись вновь и вновь. Всякий раз после них следовали новые взаимные уговоры. В конце концов Марелла подчинилась в одном, в отказе от любимого навсегда. А вот замуж она так и не выходила. Может быть, это стало условием с ее стороны, а возможно, и местью матери.

Вся эта история в душе Владимира Алексеевича оставила большую рану. Не уверена, что, даже написав роман, он окончательно освободился от груза горьких, но бесконечно счастливых для каждого искренне влюбленного воспоминаний. Приведем строки дяди Володи об этом:

Мне странно знать, что эти руки

Тебя касались. Полно, нет.

Который год прошел с разлуки?!

Седьмая ночь. Седьмой рассвет.

Как часто бывает с людьми, не связанными больше друг с другом, я уже думала, что никогда не встречусь с Мареллой. Однако жизнь все же столкнула нас, и столкнула при обстоятельствах, о которых лучше рассказать чуть ниже.

…После окончания института Владимир Алексеевич стал сотрудником журнала «Огонек», самого популярного из всех издаваемых в СССР журналов. По заданию редакции ему приходилось много ездить по стране, писать о делах и людях. В одной из командировок, а это случилось на Крайнем Севере, в городе Нарьян-Маре, он встретил свою будущую жену Розу Лаврентьевну, родившуюся в Орле и бывшую моложе его на три года. По окончании Ленинградского медицинского института ее направили на Север работать детским врачом. Несостоявшаяся любовь у одного, груз каких-то своих, возможно, не менее глубоких проблем у другого… В общем, встретились, как говорится, «два одиночества». На радость ли, на горе, на счастье или на беду?!. Как прожили они свою жизнь, жалели ли, что оказались вместе, а может, напротив, были счастливы? Судить им двоим!

После того памятного лета с Владимиром Алексеевичем я встретилась вновь только в 1954 году. Произошло это у нас, в Кустанае. К тому времени он был женат, и у них с Розой Лаврентьевной подрастала дочь Леночка. Хочешь не хочешь, а время лечит душевные раны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное