Восхождение в бездну

– Подожди и послушай меня, я здесь уже давно, дай мне договорить, – Фер Элохим встал с каменного трона и стал спускаться по ступеням пьедестала к сыну. – Ты ещё молод, горяч и ищешь приключений, но скоро ты начнёшь остывать, а к тому времени и я уже захочу на покой. Ты взойдёшь на престол Адма, и Донжон будет носить твоё имя, ты будешь править всеми этими землями и людьми, будешь решать судьбы тысяч – вот это настоящий подвиг, а не самопожертвование ради мифического чувства, – он подошёл к сыну и положил ему руку на плечо так по-доброму, что на его морщинистом лице появилась улыбка. – А завтра, сын мой, мы с тобой отправимся в столицу Алькасаба-нок-Вирион. Тебе надо развеяться, тем более я видел, как ты смотрел на дочь Императора Лилит, – его глаза мечтательно взлетели в потолок. – Если у тебя всё получится с ней, то ты в скором будущем станешь не просто Фером Донжон-Люцим, а Императором, – Фер Элохим вернул взгляд на Люциана и хитро прищурился. – Тем паче, у Вириона наследников нет.

– Отец, конечно, всё это звучит воодушевляюще, вот только мне что-то не очень хочется веселиться. У меня перед глазами всё ещё эти передавленные люди Шеол.

– Сын мой, мои слова не обсуждаются. Как я сказал, так и будет до тех пор, пока моё имя венчает Донжон.

– У тебя есть Михаил и Гавриил, может, это предназначение кого-то из них?

– Глупец! – Фер Элохим силой сжал Люциану плечо, стараясь болью донести ему свои слова, но под домино у молодого паладина скрывается немалая мышечная масса. – Тебе они братья, но бастарды для всех остальных. Им нет пути на каменный трон Твердыни, им не суждено занять моё место, и, видно, жаль. Род у них не тот… – он вскинул руку, не раздавив плечо сыну, и поднялся обратно на пьедестал. – Моё проклятье: стоит жене подарить мне сына, как Создатель забирает её, – отец встал полубоком к сыну, а его веки задрожали. – Так и ушли от меня их матери, и твоя мать покинула меня, ты знаешь это, и прошу впредь не забывать.

– Император может исправить традицию щелчком пальцев и своей подписью в указе…

– Нет! – нахмурился старый Фермилорд и вскинул руки, услышав абсурд из уст сына, но через мгновение одумался. – Да, так стань Императором, всё тебе пророчит и сулит это…

– Да, отец, – произнёс Люциан, но не столько чтобы ответить уговорам отца, сколько чтобы закончить диалог до начала конфликта.

– Посмотри, сын, – Фер Элохим указал пальцем на изголовье каменного трона. – Что там написано?

– «Мой путь праведный, и ступаю тропой веры к Тебе», – даже не глядя, произнёс написанное Люциан, так как знал лозунг паладинов наизусть ещё с самых ранних лет.

– А что написано на твоём молоте?

– То же самое.

– А на моём молоте? Что на нём написано?

– Так же, – вполголоса ответил Люциан, продолжая прятать глаза.

– Что? – Фер Элохим уже сам почувствовал, что перегибает палку со своими нравоучениями, но не может остановиться. – Я тебя не слышу…

– «Мой путь праведный, и ступаю тропой веры к Тебе».

– Верно. Это написано на каждом боевом молоте каждого паладина. Вот только знаешь ли, что это значит?

– Да, отец.

– То, что предназначение каждого паладина едино, и направляет нас Создатель.

– Как это относится к нашему диалогу, отец?

– Да так, что ты паладин, и путь твой проложен самим Создателем, он ясен, как ни у кого другого, – Фер Элохим протянул руки к Люциану в мольбе и на мгновение замер. – Зачем ты сопротивляешься этому, сын?

– Я так чувствую и хочу быть честен с тобой, отец, – он более ничего не произнёс, лишь встал и направился из зала, оставив отца в одиночестве этим жестом неуважения.

– Ты ещё будешь меня благодарить! – усевшись на свой каменный трон, отец крикнул ему в спину, но тот даже не обернулся и покинул Приёмный зал молча.

Действие 7 Алькасаба-нок-Вирион

Весна. Пригород Цитадели Алькасаба-нок-Вирион. Утро.

Следующий день выдался действительно по-весеннему солнечным, словно всё вокруг настроено на торжество. Цветущее плато пригорода Алькасаба-нок-Вирион встречает зеленью и процветанием кортеж паладинов, что неизбежно движется навстречу светской жизни.

Грандиозная высота Цитадели Алькасаба-нок-Вирион упирается в небо, возвещая собой неприступность Империи Солнечного Гало. Её вершина увенчана короной редких позолоченных зубцов, которые пробивают небосвод. Всё это величие видно издалека, и оно встречает грусть Люциана ещё на подходе. Предвкушая праздную жизнь столицы, он не может изгнать из себя тлеющее ощущение отвращения. Тяжёлые мысли не позволяют даже допустить собственной радости и принять новую жизнь, что сама идёт к нему в руки. Он нахмурился в карете напротив отца и только и делает, что всю дорогу избегает его взгляда. Всё, что происходит с ним, – происходит не по его воле, а с чужой подачи. Его сердит даже мысль о том, что каждый вокруг знает, что лучше для него. Вот только во всей их уверенности он не может найти, где он сам, и от этого становится только хуже.