Восхождение в бездну

– Создатель видит всё, Он знает о твоих страданиях и неспроста послал их на твои плечи… – на глазах паладина выступили слёзы, он рад слышать эти слова: они звучат как благословение. – Встань, я хочу тебе кое-что вручить, – Люциан удивлённо поднялся и, не смахивая слёз, заглянул в глаза протоирея. Ярко-зелёные, они излучают сострадание и понимание. – Иди за мной, – сказал он и направился к дальней двери Храма. Люциан, не задерживаясь, последовал ему. Протоиерей отворил перед ним дверь с усталым скрипом и пропустил вперёд. Скрытая малая комната, предназначенная для личного пользования, впустила в себя молодого паладина. Узкая кровать возле стены идеально заправлена, маленький стол для одинокой трапезы чист. Окно в форме креста ровными гранями разделяет входящий в комнату свет. В углу алтарь с иконостасом и изголовьем в форме чего-то религиозно-необъяснимого. – Я хочу дать тебе оружие… – протоиерей закрыл за спиной дверь и прошёл к алтарю, обогнув паладина. – Знаю, что ты получил свой молот в Храме Благовещения, но это не менее существенно, – он поклонился иконостасу, расчертив правой рукой лицо и тело, после чего повернулся к Люциану. – Создатель наш с начала времён ведёт бесконечную войну на небесах и под землёй, а на земле приходится нам. Когда-то давно я встретил раненого паладина, его звали Пура, может, тебе знакомо это имя? – Люциан, соглашаясь, кивнул, ведь летопись паладинов ему известна с детства, и Лорд Пура приходился ему двоюродным дедом. Он бился под эгидой Тираэля при резне под заставой Тир-Харот ещё до её становления, чем заслужил ранг почётного ветерана Империи Солнечного Гало, но умер от болезни бедных сословий – так трактуется его история в летописи времён. – Когда я его повстречал, я был неофитом[9] без выслуги лет. Он покаялся тому монаху в своих грехах и слабостях, которые пришли вместе с тщеславием побед. Паладин оставил мне своё оружие и ушёл в Дремучий лес искать там покаяние. С тех пор его никто никогда не видел, – протоиерей вновь повернулся к своему алтарю и начал снимать с него иконы. – Я хочу отдать тебе его оружие, так как думаю, что он хотел, чтобы оно ещё послужило в крепких руках. Пусть оно будет тебе напоминанием об ошибках прошлого и служит верой и правдой в будущем, – он потянул из алтаря это странное религиозно-необъяснимое оголовье. Поднимаясь всё выше и выше, в руках протоиерея оказался двуручный пернач[10]. Выполненный из чистой стали с вплавлением серебра, пернач строг и внушительно могуч. В руках протоиерея он трясётся и внушает этим ещё больше мощи. – О, как долго я его хранил. Думаю, за столько лет он не потерял своих возможностей, – молодой паладин принял из его рук пернач и тут же ощутил ту мощь оружия, что сокрыта в его тяжести и крепости. Серебром окроплено оголовье, и рёбра поблёскивают им, несмотря на усталость лет, кожа на металлической рукояти захрустела под пальцами Люциана. По всей длине, от рукояти до оголовья, на поверхности оружия изображена глубокая гравировка лозунга паладинов и имя владельца.

– Благодарю, отец, за столь ладный пернач, – Люциан преклонил колено перед протоиереем, ощущая в руках не только оружие, но и баланс массы, а с ним и качество стали.

– Благодари Лорда Пура, что убережёт тебя от своих ошибок.

– Прошу, примите, отец, от меня взамен мой молот, что ещё не послужил мне, но уверен, что его праведный час пробьёт, быть может, здесь, – Люциан без доли сомнений поставил к ногам протоиерея свой молот и, настаивая, склонил голову.

– Хорошо, пусть ждёт своего праведного часа в моём Храме, – положив руку на голову Люциану он благословил его. – А теперь ступай, я надеюсь, что облегчил твои мучения.

– О, будьте уверены, отец, – Люциан произнёс эти слова, дав ответ, который тот хотел от него услышать, но для самого себя они прозвучали иначе.

Молодой паладин поднялся, ещё раз поклонился протоиерею и, взбодрённый, вышел из Храма. Двери сами закрылись за его спиной, и он замер на спёртом воздухе. Палящее солнце не устаёт опалять землю Тир-Харот, раскалённый воздух поднимается с неё, сухой и беспощадный, он больше душит и иссушает горло вместо того, чтобы насыщать собой лёгкие. Момент адаптации прервал звук горна со стены. Люциан, не раздумывая, рванул к воротам, в нём вспыхнуло желание опробовать оружие. Вот только у ворот его встретили скучающие лица двух молодых стражников.

– Почему горн воет? – с ходу спросил их Люциан.

– Опять орк бьётся в стену, – лениво усмехнулись те и удивлённо переглянулись: кто-то в Тир-Харот не знает, почему горн воет.

– А что ему нужно?

– Кто их знает, этих животных. Последнее время такое тут чуть ли не каждый день…