Восхождение в бездну

Еле слышно, как доносится плач из покоев молодой девы, а под её дверью караулит тётка-повитуха Исида. В своём привычном платье с белым фартуком, что спешно не успела переодеть. Волосы взъерошены, по ней видно, как она торопилась к Лилит, что так отчаянно не пускает в свои покои. Она зажала ладонями свои губы, тоже не сдерживая слёз, молча слушает плач за дверью, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться тоже. О томлении юного сердца ей известно всё, но с тем, что Лилит её не пускает, она смириться не в силах.

За окном радуется светлый летний день, но в покоях принцессы темно и уныло. Лилит проплакала всю ночь без устали, и это оставило отпечаток на её юном лице. Она со сбитым от слёз дыханием сидит на подоконнике и перебирает письма эрелима.

– Почему, почему он не пишет? – осипшим голосом бубнит себе под нос, как будто на краю безумия её голос звучит двояко. – Уже целый месяц нет вестей… – Лилит то откроет письмо и бегло пробежит по нему глазами, то закроет и берёт следующие. – Почему ты молчишь? Почему не пишешь? – весь мир не мил в такой тоске, она готова на крайности. – Может, я что-то пропустила раньше… – Лилит вновь и вновь открывает письма и читает будто наизусть, но не выдерживает и швыряет их в сторону. – Я так больше не могу! – её глаза налиты болью, а письма, будто листья, засыпали покои. – Что с ним, что с Люцианом? – она уткнулась в ладони и заплакала вновь.

В коридоре послышались тяжёлые, но в то же время торопливые шаги Императора. Он приближался к покоям дочери в окружении минимальной свиты. Эрелим Андрас из личной охраны позади всех, но всем видом показывает, что на передовой. Его красный плащ гордо развевается за спиной по коридору. Писарь Лука торопится сразу за Императором, отставая всего на пару шагов. Подмышкой зажимает книгу в кожаном переплёте, куда фиксирует всё, что видит или слышит. Стальное перо в правой руке и чернильница на поясе – вот и весь набор писаря. Он сразу выделяется простотой своей одежды и её удобством, хотя работает при дворе. Сам же Император облачён не празднично, а словно с охоты вернулся. Поношенные кожаные сапоги, начищенные до блеска, штаны и рубаха неприметного цвета, но обязательно прогулочный венец всевластия, лёгкий и в любом случае приметный.

– Где моя дочь? – как громом оглушил тётку-повитуху Император, и та рухнула на колени.

– Молю Вас, милорд, не серчайте. Ваша дочь никого к себе не пускает.

– Что значит – никого? – Император даже чуть опешил. – Я отец её, я Император в конце концов! Открой дверь!

Исида вскочила, кряхтя, с колен и прижалась лицом к двери, вознесла руку над головой и робко постучала.

– Душенька моя, открой дверь, – с обратной стороны двери тишина, молодая дева затаилась. – Ваш отец пожаловал, очень просит аудиенции.

– Да что происходит? Какой ещё аудиенции я прошу? – Император отодвинул повитуху и дёрнул ручку двери, но дверь заперта. – Дочь моя, открой дверь немедля! – в ответ лишь тишина за дверью, будто держит свой ответ. – Открой дверь немедленно, не заставляй ломать её! – Император хотел было уже приложиться плечом к двери и выставить её, как изнутри щёлкнул засов. – Ждите здесь, – Император открыл дверь и шагнул в покои, писарь хотел было прошмыгнуть следом, но эрелим ухватил его рукой и вернул в коридор. – Дочь, это я – твой отец, – его голос дрожит в переживаниях, он вошёл и закрыл дверь так же на засов.

– Отец, – послышался её голос колокольчиком, устало звоня в пустоте. Император сначала не увидел её в таком полумраке и направился на ощупь. – Мне так больно… – спустя мгновение он нашёл свою дочь, которая, прижавшись спиной к стене, сидит в самом дальнем углу, так, что даже свет из окна не попадал на неё. – Мне бесконечно больно, вот здесь, в сердце, – Император немедленно ринулся к ней и пал на колени. – Отец, мне никогда не было так больно… – он взял её за плечи и прижал к себе.

– Доченька моя, кровиночка ты моя, – Император обнял её и почувствовал холод, да такой, будто мёртвая она. – Прошу тебя, отдай мне всю свою боль, не нужна она тебе, а я тебя согрею, – он посмотрел в её глаза, а в них блеска нет, как будто мутные от горя. – Излей душу мне, отцу своему, что так мучает тебя?

– Отец, с ним что-то случилось, с ним что-то произошло… – и с первыми словами слёзы градом полились из её глаз. Отец понял, что она тоскует по молодому паладину, который так смело забрал её сердце.

– Ручаюсь, дочь моя, никто не в силах причинить ему вред, ведь не слаб духом твой избранник, ещё и Табрис с ним в помощь…

– Вот именно, отец, – она опять уткнулась в грудь ему лицом и зарыдала.

– Так что плохого в этом, не пойму? – он изумился, поглаживая ей волосы.

– Уже месяц, как нет вестей от Табриса твоего, – Лилит посмотрела на отца так устало и беспомощно, что его это шокировало. – Я так устала ждать, считаю дни…

– Ну и что, тут всего-то месяц.

– Мы договаривались, что он будет писать раз в декаду, пусть слово или два, но главное – писать.