Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Моя неспособность понять главенствующую роль Китая в 1000-1500 гг. н. э. особенно досадна с точки зрения общей организации материала книги «Восхождение Запада» — если бы я это понимал, книга отличалась бы элегантной простотой структурной организации. В настоящем ее виде средняя часть книги, озаглавленная «Евразийское культурное равновесие (500 г. до н. э. — 1500 г. н. э.)», опирается на положение о том, что средиземноморские эллинистические цивилизации (500 г. до н. э. — 200 г. н. э.), Индия (200-600 гг.) и реинтегрированный исламом Средний Восток (600-1000 гг.) последовательно переживали стадии культурного расцвета, что обеспечивало каждому из этих сообществ определенный период доминирования среди народов Старого Света. Если бы я продолжил эту простую схему структурного деления прошлого, добавив к ней расцвет и периоды гегемонии китайской цивилизации Дальнего Востока (1000-1500 гг.) и европейской цивилизации Запада (1500-2000? гг.), книга приобрела бы точность и фактическую достоверность[8], однако мое невежество (и остатки «евроцентризма») помешало мне это сделать в 1963 г.

Это действительно самый большой недостаток книги. Конечно, есть в ней и другие места, где новая информация, полученная после 1963 г., делает содержание устаревшим, но это почти всегда касается деталей. Исключение составляет в этом смысле лишь Африка, где за последние четверть века был установлен намного более сложный комплекс взаимовлияния народов и культур, чем та картина, из которой я исходил, когда писал «Восхождение Запада». И все же Африка к югу от Сахары никогда не была колыбелью крупной цивилизации, и этот континент оставался и остается до сих пор на периферии мировой истории. Поэтому, хотя краткие разделы, касающиеся африканской истории, и содержат устаревшую и неадекватную информацию, этот недостаток не искажает общей картины минувшего в такой мере, как в главе X, где я не отразил эпоху мирового лидерства Китая.

Говоря в целом, предположение о том, что контакты с иноземцами были основным двигателем исторических перемен, и сейчас мне кажется справедливым, а выбор и расстановка акцентов, сделанные на базе этого предположения, — правильными, за исключением игнорирования роли Китая в 1000-1500 гг. В этом смысле повторное прочтение книги «Восхождение Запада» возвысило меня в собственных глазах и ободрило. Несмотря на все ее недостатки, это хорошая книга и заслуживает того, чтобы считать ее важной вехой на пути развития такой историографии, которую с большим основанием можно было бы назвать всемирной.

На другом уровне, однако, мне кажется, что этой книге присущи внутренние недостатки просто потому, что она допускает существование различимо отдельных цивилизаций как автономных социальных образований, взаимодействие которых определяет ход мировой истории. Даже само значение термина «цивилизация» не определено, хотя вслед за В. Гордон-Чайлдом[9] и другими я считал цивилизацией общество, в котором профессиональная специализация приводила к возникновению передовых знаний и технологий — административных, военных, ремесленных, — а также литературы и искусства. Этого, может быть, и достаточно для описания ранних цивилизаций, начиная с неолитических деревень, но этого мало для определения географических и социальных границ в последующие эпохи, когда возникло множество цивилизаций и когда, по крайней мере, частичная профессиональная специализация очень широко распространилась среди народов, которые поставляли сырье дальним цивилизованным странам, но сами отнюдь не могли считаться цивилизованными.

С этим вплотную связан и вопрос о том, кто принадлежит к цивилизации. Младенцы, очевидно, ей не принадлежат до тех пор, пока не получат свою социальную роль. А как быть с бедными и необразованными, роли которых по меньшей мере ограничены? А как быть с теми, кто живет в отдалении, кто подчиняется время от времени организующей силе центра, но в остальном остается чужим? А как все эти различные знания, обычаи и взгляды отдельных носителей цивилизации объединяются в более или менее единое целое? Утверждая реальность такого объединения, я использовал выражение «стиль жизни». Но эта метафора, взятая из истории искусств, всего лишь метафора, и она совершенно бесполезна на практике, поскольку стилистическую близость совсем не просто установить, если речь идет не о предметах искусства или иных материальных объектах, а об обычаях и взглядах.