С другой стороны, суровый климат, определявший жизнь монгольских степей, давал их обитателям и определенные преимущества. Закаленные жестокими внешними условиями, они имели военное преимущество над изнеженными западными соседями, в той же степени утратившими вкус к битвам, в какой они были привязаны к комфорту оседлой жизни. Одним из результатов этого стало продолжительное поэтапное продвижение кочевников с востока на запад, начавшееся с захвата скифами юга России, достигшее своего апогея в XIII в. н. э., во времена монгольского нашествия, и продолжавшееся до конца XVIII в., когда племена калмыков, спасаясь от китайской армии, нашли прибежище в России. В течение двух с половиной тысяч лет, разделяющих крайние точки данного процесса, эти нашествия продолжались с неубывающей частотой, представляя собой сильнейшую угрозу политической жизни Европы. Кочевники племя за племенем неуклонно передвигались на юг и на запад, вытесняя менее воинственных своих противников, захватывая богатые пастбища для своего скота либо объявляя себя правителями всех местных земледельцев. Несомненно, многие племена при этом бесследно исчезали.
Лишь после того, как конное кочевничество распространилось до восточных пределов азиатских степей, социально-экономическое развитие степной части Евразии начало восстанавливаться и приходить в норму. Это случилось почти век спустя после 500 г. до н. э., а в Китае, по-видимому, период восстановления затянулся дольше. Рубеж, знаменующий конец одной эры в истории человечества и начало другой, в качестве которого я взял 500 г. до н. э., выбран, разумеется, достаточно произвольно. Но если этот рубеж рассматривать не как безусловную и четкую границу, он, несомненно, обозначает некий переломный момент, после которого в истории человечества произошли фундаментальные изменения. После этого рубежа лидерство Среднего Востока в развитии культуры ослабевает и начинает отходить в прошлое, лидерство Европы все еще лежит в весьма отдаленном будущем, и в течение двух тысяч лет четыре ведущие цивилизации развиваются своими путями, иногда оказывая влияние друг на друга, иногда что-то друг у друга заимствуя и постоянно подвергаясь набегам кочевников. Однако начиная с 500 г. до н. э. и вплоть до 1500 г. н. э. развитие каждой цивилизации подчиняется собственной логике и идет по собственному пути.
Анализу эры культурного равновесия в Евразии посвящена часть II этой книги.
ЧАСТЬ II.
Цивилизации подобны горным цепям, которые вырастают и, проходя сквозь вечность геологических периодов, медленно, но неизбежно разрушаются под действием сил эрозии до уровня окружающей их местности. В масштабах более коротких промежутков истории цивилизации также подвержены своеобразной эрозии. Одни цивилизации начинают угасать, в то время как другие народы восходят к новым культурным высотам, заимствуя и усваивая так или иначе достижения предшествующей цивилизации. И все же горы и цивилизации рождаются и умирают лишь в пределах периодов, определяемых геологической палеонтологией либо всемирной историей. В масштабах более коротких исторических промежутков цивилизации служат надежными ориентирами. Сколь прочны были те или иные цивилизации, становится ясным лишь при сравнении культурной карты Евразии в 500 г. до н. э. с аналогичной картой, отображающей состояние этих цивилизаций спустя две тысячи лет.
К началу V в. до н. э. в Евразии существовало четыре явно выраженных региона «высокого подъема» цивилизации. Наиболее значительным из них было древнее и частично разрушенное плоскогорье Среднего Востока, где остатки древних культур уравнялись в несколько увядшем космополитизме Персидской империи. К этому древнему центру примыкали два более молодых региона с более резкими перепадами высот. Один из них был сконцентрирован вокруг Эгейского центра с ответвлениями в Италии и Сицилии, другой располагался в пределах долин Инда и Ганга на севере Индии. Далеко на востоке и почти изолированно лежало культурное Китайское нагорье, неспешно восходящее в своем развитии к специфическим формам зрелости.
Спустя две тысячи лет общая картина, определяющая облик Евразии, осталась прежней. Сохранились те же четыре главных культурных региона, и хотя каждый из них расширился территориально и значительно изменился внутренне, в их основах легко просматривались особенности, заложенные двумя тысячелетиями ранее. Эта преемственность, сохранявшаяся примерно восемьдесят поколений, свидетельствовала в пользу шаткого, но реально существующего культурного равновесия в пределах Евразии. Именно неизменность в соотношении культур по праву определяла эту эру мировой истории.