Восхождение Запада. История человеческого сообщества

В астрологии, как и в астрономии, объединение греческих и восточных элементов было впечатляюще плодотворным. Из центра своего зарождения в Александрии астрология широко распространилась по всему эллинистическому миру и стала всепроникающим элементом концепции о связи человека и Вселенной. Исходная идея была еще вавилонской: небеса и Земля соотносятся между собой так, что предсказанные небесные явления предзнаменуют земные события. Античные астрологи применили это древнее положение совершенно поновому, перенося предсказания, сделанные для звезд, на жизнь человека. Они проделывали это, считая, во-первых, что расположение планет и других небесных тел в момент рождения человека определяет его дальнейшую судьбу. Кроме того, развивая некоторые греко-египетские суеверия, они полагали, что каждое определенное расположение светил имеет особое значение. Астрология сохраняла жизнь математической астрономии во все последующие столетия. Тщательные вычисления, показывающие положения планет в определенный день, причем, возможно, много лет назад, были нужны для того, чтобы астрологи имели необходимые данные, на которых могли бы основывать свои фантазии; причем существовала побудительная причина для постоянного увеличения точности вычислений, поскольку считалось, что чем точнее начальные вычисления, тем, вероятно, более впечатляющими будут конечные предписания астролога[462].

Александрия предложила иное утешение страждущим — поклонение Серапису[463]. Серапис был городским богом Александрии, преднамеренно введенным в пантеон богов, таких как Осирис, Зевс и Мардук, еще во времена Птолемея I. Культ предлагал спасение и вечную жизнь тем, кто посредством особых ритуалов отождествлял себя с богом. Конечно, древние таинства Греции в определенной степени были интегрированы в эту религию; но преобладали египетские культы поклонения, особенно доктрина блаженного бессмертия. Несмотря на эклектичный и официальный характер этой религии, удивительно большое число жителей Александрии (а со временем и уроженцев других городов) посчитали удобным уверовать в то, что всемогущее божество может высвободить их души из сетей рока и вознести после смерти в пределы блаженной вечности.

Поклонение Серапису само по себе не уникально; одни религиозные таинства получили свое развитие из более древних орфических истоков, другие брали свое начало от анатолийских либо сирийских традиций, конкурирующих с египетскими культами. Но человек, воспитанный в греческой интеллектуальной традиции, не мог просто так с легкостью поддаться мракобесию этих вероучений. Таким людям философия предлагала альтернативу: четкую картину мира, недвусмысленно неприветливую к чувствам человека, но гораздо более благосклонную к его рассудку.

Все же кое в чем эллинистическая философия имела глубоко пораженческий характер. Две основные философские школы: эпикурейцы и стоики — использовали прекрасно отточенную бритву греческой логики для того, чтобы окончательного отбить охоту добиваться чего-либо, даже истины или логичности. Согласно обеим доктринам, идеально мудрый человек должен стать свободным от внешнего мира настолько, чтобы, заботясь лишь о собственном спокойствии, внутренне оставаться свободным и неуязвимым даже перед лицом самого сурового из всех нравственных испытаний — неожиданному благоволению судьбы — именно потому, что он ни к чему не привязан.

Придерживаться этой точки зрения не было ни позорно, ни неблагоразумно в период политических и социальных переворотов. И все же, отторгая и подавляя эмоции, философы шли против природы человека. Их доктрины могли привлекать людей лишь сильного природного ума либо тех немногих, для кого судьба припасла в жизни лишь все самое лучшее. Эллинистическая философия, таким образом, стала для правящих классов эквивалентом гораздо более эмоционально привлекательной религиозной мистики. Когда римское завоевание нарушило покой эллинистической знати, когда безжалостные воины вытоптали их сады, разграбили их богатства и убили друзей, философия благородства увяла, а мистические восточные религии получили просторное поле деятельности. 

* * * 

С 146 г. до н. э., когда Македония стала римской провинцией, а Греция — зависимой от Рима территорией, энергия, с которой греки осваивали Восток, исчезла; научный, литературный и философский творческий потенциал в значительной степени изжил себя. Восточное представление о подчинении личного и национального сверхъестественным силам, управляемым, если это возможно, молитвами или ритуальными торжествами, стало преобладающим, заменив рациональный, любознательный и неустанный дух Эллады. Конечно, Ближний Восток носил эллинистические одежды: остались прекрасные города с их гимназиями и театрами, греческий язык оставался средством общения образованной верхушки общества и некоторой части низов.

И все же дух общественной жизни изменился. Реакция восточных традиций начала проявлять свою мощь за греческим фасадом общества. Сила эллинистической экспансии иссякла.