Восковое яблоко

Казалось, он был искренне потрясен и оскорблен до глубины души. Его обычно мягкие глаза вглядывались в мое лицо через очки в металлической оправе, словно требуя, чтобы и я возмутился этой новостью. Я сказал:

– Думаю, я это понимаю.

Он либо не услышал меня, либо мне не поверил.

– Это место – рай, – сказал Дьюи. – Оно дарует людям безопасность, спокойствие и защиту, которых нет во внешнем мире. Чтобы здесь проявили жестокость – нет, такого не должно быть, мы не должны позволить, чтобы такое случилось!

Он волновался все больше и больше, его глаза блестели, бледные пальцы сжимались в кулаки и подрагивали над столом.

– Кажется, кофе закипел. Он оглянулся:

– Да, кофе.

Дьюи поднялся и пошел к плите.

– Еще минуты две, – сказал он и достал чашки. Когда стол был накрыт, я заговорил:

– Согласен с вами, Дьюи. В таком заведении не место бессмысленной жестокости. Вы правы – я здесь, чтобы выяснить, кто это делает, и остановить его.

Он взял из холодильника молоко, поставил его на стол и продолжил:

– Я знал, что вы будете меня подозревать. Это вполне естественно, ведь я не совсем такой, как другие. Я понимал, что вы захотите побольше узнать обо всех, кто живет тут, и вскоре обнаружите, что человек, которого вы встретили прошлой ночью, не обычный постоялец. Вот почему я решил поговорить с вами прямо сейчас, прежде чем вы что-то предпримете.

Он отошел к плите, взял кофе и принес его на стол. Налив две чашки, он поставил кофейник на подставку и снова сел.

– Я хочу, чтобы вы знали – это не я. Мне не хочется, чтобы вы зря тратили время, подозревая меня.

Он поднял голову и встретился со мной взглядом.

– Это не я, – снова сказал он.

Я поверил ему, но вслух этого не признал.

– Но вы – “заяц”.

– Заяц? – Он улыбнулся, словно радуясь этому словечку. – Заяц, – повторил он. – Это мило.

– Естественно, это обстоятельство заставляет меня подозревать вас.

– О, я понимаю. – Он снова смотрел мне прямо в глаза, и его взгляд был честен. – Я не могу уехать отсюда. Пожалуйста, не выдавайте меня. Они заставят меня покинуть “Мидуэй”, а мне больше некуда идти. И я не тот, кто вам нужен. Клянусь, это не я. Если хотите, я помогу вам его искать. Я знаю этот дом, и теперь, когда понял, что тут происходит, буду держать ухо востро. Только, пожалуйста, не выдавайте меня. Это не приведет ни к чему хорошему, и я не тот, кто подстраивает эти ловушки. Пожалуйста...

Я не мог смотреть в его глаза, исполненные мольбы и беспомощности. Пользуясь тем, что пью кофе, я сказал, глядя в сторону:

– Вы ведь все равно не сможете жить так, как раньше. Доктор Камерон знает, что вы здесь. Я ему рассказал.

– Если вы ищете не меня, обо мне забудут. Когда вы найдете преступника и уедете, они все забудут. Я не стану попадаться им на глаза.

– Мне очень жаль, Дьюи, но я ничего не могу поделать.

– Вы меня выследите?

– Зачем нам это делать? Пойдемте в кабинет доктора Камерона. Вы ведь знаете доктора Камерона?

– Конечно.

– Вы знаете, что он справедливый человек и что он сделает для вас все, что сможет.

– Единственное, что можно для меня сделать, – это оставить меня в покое, – сказал он с горячностью. – Я никому не причиняю вреда, ни у кого не стою на пути. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Вы можете поверить, что я не тот, кто вам нужен?

– Я вам верю, – признался я. – Но я верю потому, что разговаривал с вами. Вам нужно поговорить с доктором Камероном, и он тоже вам поверит. Но если у него не будет возможности с вами побеседовать, ему придется вас подозревать.

– Вы сможете его убедить.

– Сожалею.

Он изучал мое лицо, пытаясь отыскать в нем что-то такое, что дало бы ему хоть какой-то шанс меня уговорить. Но такого шанса у него не было, и, наверное, это было написано у меня на лице, потому что в конце концов он отвел глаза и сидел с поникшим и скорбным видом, состарившись сразу лет на десять.

– Не знаю, – мягко произнес он, больше для себя, чем для меня, – не знаю, куда мне теперь идти.

– Пойдемте со мной к доктору Камерону, – предложил я, зная, что это не то, что он имел в виду, но все-таки не терял надежды его убедить.

Он печально покачал головой. На меня он больше не смотрел.

– Мне придется кое о чем подумать, – задумчиво проговорил он. – Я должен решить, что мне делать.

– Мне жаль, что я не могу вам помочь. Он поднял на меня взгляд:

– Я хочу побыть один. Извините, не хочу показаться грубым, но я должен побыть один, чтобы кое-что обдумать.

Я колебался. Было невозможно заставить его пойти со мной, и я понимал, что не смогу уговорить его сдаться добровольно. Так, может, лучше оставить его в покое? Выхода у него нет, и рано или поздно он должен это понять. Его натуре не свойственно насилие, и осознав безнадежность своей ситуации, он тихо и спокойно придет сам.

В голове у меня промелькнула мысль, что он может покончить с собой, если обстоятельства покажутся ему совершенно непоправимыми, но я откинул эту мысль, решив, что это маловероятно. Дьюи был изобретательным человеком, и, даже отступая, он не отчаивался или, по крайней мере, не выглядел отчаявшимся. В любом случае у меня не было выбора. Поэтому я сказал: