Воскресенье

Я поднялся на локте. В помещении горел какой-то слабый свет, вроде аварийного освещения, зажигавшегося, по-видимому, только при отключении электроэнергии, а это означало, что я не мог достаточно ясно разглядеть две физиономии, нависшие у меня над головой. Света хватало только, чтобы увидеть, что мужчина был в галстуке. Он висел поверх его рубашки, наполовину расстегнутой из-за неравной борьбы, которую он вел со мной. У него были небольшая бородка и очки, которые ему не шли, но в любом случае эти два символа наверняка были знаком того, что речь идет об интеллигенте или, по крайней мере, антигерое. Он выпучил глаза в тщетной попытке разглядеть меня получше. Женщина прислонилась к стене и, тяжело дыша, обмахивала себя ладонью, как неким веером, которым она пыталась охладить разгоряченное лицо, чтобы прийти в себя.

Я шепотом сообщил ему: что касается меня, то я не только не буду кричать, но и не сдвинусь с места, но насчет женщины я гарантировать ничего не могу, поскольку из средств массовой информации известно, что женщины легко впадают в панику. Затем я вздохнул и начал объяснять ситуацию, в которой оказался, представив ее как стечение обстоятельств, в силу которых я очутился в том месте, где я нахожусь сейчас, и это произошло по воле некоего более высокого и могущественного существа, а не по моей вине, доказательством чему служат мои сверхчеловеческие усилия найти выход из положения, в котором мы с дамой здесь оказались.

Мы оба смотрели друг другу в глаза, как будто договаривались о чем-то, потом наступила тишина, в которой оба ожидали, кто заговорит первым. Внезапно, крайне неожиданно, мужчина начал медленно кривить рот в легкой улыбке, затем улыбаться все шире и шире, потом уже просто смеяться в голос. Поскольку смех по своей природе заразен, он заразил женщину и в конце концов, не знаю почему, то ли от паники, но, скорее всего, от страха, засмеялся и я. Мы трое хохотали во весь голос, будто позабыв, где мы находимся, и что кто-нибудь мог нас услышать.

Вдруг он перестал смеяться.

— Я тебя откуда-то знаю. Мы раньше не встречались? Не сталкивались когда-нибудь друг с другом? Мы не знакомы?

Это опасные вопросы. Их задают в основном сексуальные маньяки и заключенные, сбежавшие из тюрьмы и намеревающиеся продолжать заниматься преступной деятельностью. Я посмотрел на женщину и увидел, что она все еще обмахивает лицо ладонью, но в ее глазах я не прочитал никакого страха. Во всяком случае, я сразу подумал, что мужчина наверняка оказался в этом магазине точно таким же образом, как и мы с дамой, но по неизвестным причинам ведет себя несколько агрессивно.

Мы перешептываемся.

— Не думаю! — говорю я.

— А чего ты тогда смеешься?

— Лично я смеюсь над проклятой судьбой, которая заставила меня войти в этот магазин, откуда пока нет выхода, и я предполагаю, что вы оба вошли так же, как и я, с лучшими намерениями. А это, согласитесь, выглядит смешно.

Мужчина, все еще глубоко дыша, взял слово:

— Во-первых, это слишком большая наглость с вашей стороны считать меня вором, и я могу сказать, что это очень меня нервирует. Я могу подать на вас в суд за такое оскорбление, как только мы выйдем отсюда, а если мы не выйдем, я буду вынужден требовать сатисфакции на этом самом месте.

Мне пришлось как-то оправдываться.

— Ни разу, ни вслух, ни про себя, ни единым словом я не назвал ни вас, ни даму ворами. Я не понимаю, почему вы настаиваете на такой квалификации.

После короткой паузы, во время которой было заметно, что она пытается придумать что-то умное, женщина добавила, что просто хотела подушиться.

— Я просто хотела подушиться, — сказала она.

По ее словам, она любит дорогие ароматы и, когда она увидела открытый магазин, зашла подушиться, намереваясь потом пойти себе дальше. Она и раньше так делала в парфюмерных магазинах по всему городу.

Я просто оторопел, потому что это было какое-никакое, но алиби, которое казалось более сильным и более аргументированным, чем мое — незамысловатое и малоубедительное. Кто вообще мог поверить, что я вошел сюда в результате неправильно разрешенной дилеммы?

— Насколько я помню, я вовсе не называл вас ворами, — повторил я, чтобы подчеркнуть то, что уже сказал однажды и что, возможно, так и не было услышано.

— Неправда. Вы смеялись надо мной, потому что думали, что я оказалась здесь по тем же причинам, по которым здесь оказались вы, а всем понятно, то есть у вас просто на лбу написано, что вы вошли как обычный преступник и никак иначе.

Я зашептал чуть громче:

— Если я преступник, то преступники и вы оба, потому что вы несанкционированно проникли сюда, где вам не место. Аргументы женщины слишком слабы, чтобы им кто-нибудь поверил.

Бородач взял инициативу в свои руки, во-первых, чтобы успокоить ситуацию, а во-вторых, чтобы поставить себя над нею.

— Ты, чувак, понятия не имеешь, кто я такой и в какую неприятность ты сейчас вляпался. А когда узнаешь, то реально пожалеешь, что на свет родился.

— А что я должен узнать? — спрашиваю я.