Воскресенье

Круглова дошла до реки и присела у берега, распустив волосы. Как же страшно быстро колотилось сердце, а в голове звучал голос Давыдова. Какой кошмарный позор. Советский милиционер бьет людей бутылкой, едва не влезает в чужой дом, а теперь вынуждает ребенка перейти границу, ужас!

Ты чудовище, Евгения Круглова,– сказала Женя своему отражению в воде. – Советский милиционер так не поступает.

А как же быть?

Бекетов получил по заслугам, Скляр – бандит, пусть и маленький, Ракицкая попросила узнать правду, а без ее дома это невозможно, так что же она, Евгения Круглова, делает не так? Давыдову она не товарищ, для отца – позор, как же быть дальше? Что же делать?

Боль в висках стала невыносимой, и Женя, сложив руки чашечкой, набрала в них прохладную воду и сполоснула лицо. Никогда, никогда она не забудет того чувства стыда в кабинете у Давыдова. Хотелось провалиться, уйти под землю и оказаться в Москве, в родительском доме, начале начал.

Женя подняла голову. Здесь же была тайга, молчаливая и угрюмая, хранящая чужие тайны. А если нырнуть? И все. Но разве это выход, Круглова? Она посмотрела на босоножки. Когда-то проблемой был их выбор. И отношения с молодым человеком. А здесь – тайна. Какая – неизвестно. Граница, фарца, смерть человека. Что происходит, Женя?

– Простите, я вам не помешал?

– Карасев! – Воскликнула Женя, вздрогнув и едва не свалившись в воду. – Заикой меня решили сделать? Убить? Опять на мою жизнь целитесь, второй раз за два дня, между прочим!

– Ну, ладно, ну, хватит, – мужчина протянул мешок. – Все, что вы просили. Но, как я и говорил, там ничего нет.

– Подождите, – девушка порылась в мешке и подняла глаза, – а колье где?

– И его тоже не было.

– Карасев!

– Да вот вам крест, Евгения Марковна! – Окрестил себя знаменем мужчина. – Не брал я его. Там, кстати, вам записка. Я ее туда же кинул.

– Смотри мне.

– Я могу идти?

– Александр, – Женя впервые назвала его по имени, – что вы знаете о ней, о Ракицкой?

– Да на самом деле ничего, – замялся Карасев.

– Саша!

– Ну, в общем, сидела она, довольно далеко и довольно долго, лет 15, если не больше, – рассказал мужчина. – За что – никто не знает. Поэтому кто ее дом тронет – жди беды, блатные не простят.

– Сидела? – Ошарашено воскликнула Круглова. – Зэчка что ли? Уголовница – тюремщица?

– Ой, я вас умоляю, – отмахнулся Андрей, – а то вы не знаете, как у нас в стране в 30-е годы людей сажали. Вот прям все было по закону, суду и справедливости.

– Карасев, – твердо произнесла Женя, – посадили – значит, заслужила. Вы свободны, можете идти.

– Всего доброго, – поклонился Карасев. – Вам с такой логикой в комитете работать надо. Разные уж ситуации бывают.

Женя лишь хмыкнула. Тоже мне, судья по жизни.

***

Уже дома, сидя на кровати и готовясь ко сну, Евгения Круглова развернула записку – аккуратно сложенный лист:

«Здравствуйте, Евгения Марковна!

Пишу вам я, Яна, дочь покойной Елены Павловной Ракицкой. Вы давно хотели меня услышать, и даже пытались отыскать. Я не уверена в вашей честности, Евгения Марковна, поэтому предлагаю встретиться на чужой территории – в Финляндии. Завтра, в три часа ночи, Витька Скляр встретит вас в порту и проведет за «колючку». До скорых встреч, Евгения Марковна».

Яна (Йоханна) Ракицкая.

Женя еще несколько раз перечитала письмо и бросила его на стол.

Как быть, Евгения Марковна? Мало вам бутылок, Витьки и тайны Ракицкой? Еще один прокол – и это конец всему: работе в милиции, КПСС и нормальной жизни. Женя не выдержит. Застрелится или умрет от инсульта. Потерять в один миг все для нее было смертиподобным. Смысла жить, как казалось, не останется.

Женя приподнялась и прислушалась. На крыльце кто-то жалобно скулил, отчаянно скреб дверь лапами. Накинув пиджак поверх сорочки, Круглова вышла на улицу.

«Это кто у нас тут?». Девушка взяла на руки маленького рыжего щенка, кажется, еще недавно домашнего. «Это какая же прелесть. Назову тебя Жариковым, да? Жариков – Шариков»5. Хлопнула дверь, и Женя со щенком скрылись в доме.

Наблюдавший со стороны Сухов счастливо улыбнулся и, сияя, как начищенный ремень, отправился к дому.

Оставшись в одиночестве, сойка выбралась наружу. Теперь лес был в ее собственности.

***

Над городом уже вставало яркое зарево, солнечный свет проник в жилище, а Женя все еще беспокойно ворочалась во сне. Кошмары прошлого не давали покоя даже ночью, в сновидениях.