Воскресение Сына Божьего

В работе Луки, как и в других канонических повествованиях, нет (как мы видели) и намека на то, что главный смысл воскресения Иисуса имеет какое–либо отношение к чьей–либо еще посмертной судьбе. Там нет вывода: «и ты тоже получишь жизнь после смерти», — или чего–то хотя бы отдаленно напоминающего это утверждение. Вывод там другой: «это показывает, что божественный план касательно Израиля и всего мира пришел к неожиданному завершению, и теперь вы призваны осуществить его во всем мире». Оба эти элемента — наивысшая точка долгой истории, которую направлял Бог, и новая миссия для всего мира — вплетены в рассказ Лк 24 и Деян 1 в нескольких местах, и они создают контекст для еще одной характерной черты, которую стоит выделить, а именно — для образа жизни, к которой теперь призваны последователи Иисуса[2069]. Пасха для Луки говорит, с одной стороны, о смысле истории (особенно истории Израиля, но последняя всегда, по его представлениям, была направлена на благо всего мира), с другой стороны, о задачах и структуре Церкви, прямо вытекающих из этой истории.

Таким образом, сначала мы рассмотрим Лк 24 в контексте всего евангелия как единого целого, а также Деян 1 в контексте всей книги Деяний Апостолов в целом. Оба повествования играют структурообразующую роль в целостном замысле Луки. Выяснив, чему они служат в этом отношении, мы создадим основу для плодотворного исследования деталей рассказа Луки о поворотном пункте в истории и о жизни и задачах Церкви.

2. Лк 24 и Деян 1 в контексте двухтомного труда Луки как единого целого

Лк 24 — это картина с четкой структурой, то же самое можно сказать и об его евангелии в целом. Повествование о воскресении оживляет темы, которые занимали важное место во всем евангелии, но, кажется, по замыслу автора оно особенно ярко перекликается с прологом (главы 1–2), и это не прямолинейный параллелизм, но некоторые характерные черты, которые, если поставить их рядом, проливают свет одна на другую.

После формального вступления (1:1–4) Лука описывает Захарию и Елизавету, будущих родителей Иоанна Крестителя. Захария, совершая священническое служение в Храме, видит ангела, который сообщает ему о предстоящем рождении сына (1:5–23). Про него можно сказать то же, что и про Одиннадцать в 24:11: эти слова показались ему бредом, и он не поверил. Но сила Бога Израилева действует, и престарелая чета изумлена, когда предсказание сбывается (1:24–25, 57–80), — разумеется, как и герои Лк 24.

В центре первых глав Евангелия от Луки стоит история о зачатии и рождении Иисуса, и можно думать, что Лука хочет, чтобы читатель увидел тут параллель с событиями Пасхи. У первой истории своя собственная внутренняя логика, и ни она, ни Лк 24 не поглощают одна другую; но невозможно не заметить, как ангел возвещает и объясняет предстоящие события и, в частности, акцент на том, что Иисус — Мессия Израиля (1:32; 2:11, 26; 24:26, 46). В свою очередь, та история приготовила слова Симеона о том, что Иисус принесет спасение не только Израилю, но и язычникам (2:32), что повторяется как один из важнейших пунктов в рамках пасхальной истории (24:47). В частности, Симеон говорит Марии пророческие слова, благословляя Иисуса и предсказывая его будущее: «Вот, он лежит на падение и восстание многих во Израиле» (eis ptosin kai anastasin pollon en to Israel, 2:34). Израилю в целом предстоит «падение» и новое «восстание» в нем и через него: он разделит судьбу Израиля как народа Исхода, людей порабощенных, а затем искупленных, изгнанных и возвратившихся. Он, как провозглашает Анна пророчица, осуществит надежды людей, «ожидающих искупления (lutrosis) Иерусалима». «А мы надеялись, — говорит Клеопа на пути в Эммаус, — что он есть тот, который должен избавить Израиля» (ho mellon lutrousthai ton Israel, 24:21). Эти перекликающиеся слова вряд ли случайны. Рассказывая пасхальную историю именно таким образом, Лука утверждает: все, обещанное в прологе, теперь совершилось, хотя не так, как можно было себе вообразить.