– Вот и славно, Иннокентий Федорович. Теперь о наших с вами делах, Клавдия Антоновна. Вашу будущую квартиру в Теплом Стане вы можете осмотреть в любое время. Машина в вашем распоряжении круглые сутки. Признаться, есть у меня для вас вариант на Малой Бронной, но я определенно не рекомендую вам там селиться. Некоторые события могут обеспокоить вас там, причем в ближайшее время. Вот почему и на этой даче я не советую вам задерживаться. Когда все утрясется, когда порядок будет, пожалуйте, милости просим, дача в полном вашем распоряжении, как и машина, разумеется. А пока здесь могут иметь место некоторые приготовления, и мне крайне не хотелось бы, чтобы они так или иначе обеспокоили вас.
– А вдруг Адриан Вениаминович возьмет да и приедет? – спросила Клавдия не без иронии, как мне показалось.
– Не думаю. – В голосе Ярлова послышался металл. – Господам, подобным господину Луцкому, лучше сейчас уезжать из России, а не приезжать сюда. Они, в общем, так и поступают. Скатертью дорога, одно можно сказать. Мы покупаем этот дом у господина Луцкого и предлагаем ему сумму, вполне приличную даже для богоспасаемых Соединенных Штатов, хотя, возможно, было бы справедливее потребовать подобную сумму с него. Но пора и честь знать. (Ярлов указал трубкой в окно, где начинал сереть поздний осенний рассвет.) Машина ждет вас, Иннокентий Федорович. Через десять минут вы будете дома.
Я попытался отнекиваться, но Ярлов и слышать не желал возражений. Мне оставалось только поцеловать руку Клавдии и откланяться.
Глава четвертая
ТРОЯНОВА ТРОПА
К МОЕМУ удивлению, мадам Литли немедленно приняла приглашение посетить театр «Реторта», хотя до сих пор, насколько мне известно, она не была ни в Малом, ни в Большом, ни даже в Третьяковской галерее.
Мадам Литли появилась в Мочаловке тридцатого апреля вечером, сразу же нашла мой домишко, постучалась ко мне в дверь и, когда я вышел на крыльцо, заговорила по-русски бегло, но со странным акцентом, который я никогда не счел бы французским:
– Извините, сударь, вы Фавстов?
– Фавстов.
– Иннокентий Федорович?
– Именно так.
– В таком случае я к вам.
– Пожалуйте, – промямлил я, – но могу ли я узнать, сударыня, с кем имею честь?
Она протянула мне визитную карточку, где причудливыми буквами, похожими на готические, было написано: «Элен Литли.
– Я приехала, чтобы взять у вас пробу крови на исследование, monsieur Фавстов.
– Но зачем? С какой стати? Etes vous un medecin? – перешел я почему-то на французский язык.
Она мне ответила по-французски с тем же странным акцентом:
– Имморталистический центр проводит международную акцию по обследованию крови у населения земного шара. Пробы крови берутся по определенному принципу, который трудно изложить в двух словах. Но вы один из тех, у кого кровь должна быть взята на исследование непременно.
– Должен ли я понять вас в том смысле, что вы считаете меня опасно больным?
– Отнюдь нет. Речь идет о некоторых особенностях крови, которые по нашим данным у вас могут быть. От этих особенностей может зависеть будущее человеческого рода.
– Неужели? Но откуда у вас такие данные… обо мне?
– Ваша фамилия… Ваша родословная… Ваша книга…
– Вы читали ее?
– Разумеется. И очень признательна вам за подробные сведения о вашем предке князе Фавсте Меравейском.
– Эту фамилию я не упоминаю. У меня говорится только о Меровеевом Посаде.
– Бывшей вотчине вашего рода!
– Совершенно верно.
– А не назовете ли вы каких-нибудь ваших родственников и их адреса?
Я промолчал. А она продолжала тараторить. Она напомнила мне, что Мировейский Посад народная этимология связала с церковным мiром после крещения Руси, хотя сам Посад куда древнее и, несомненно, назывался вначале Мровейским. «Не в меру дает Бог духа», – не удержался я, а она только понимающе кивнула. Не с Мровейской ли вотчиной соотносится тулузский род де ля Мервей, чьи ветви встречаются, впрочем, и гораздо севернее?..
– А вы пробу крови у Антонины Духовой успели взять? – опять-таки не удержался я.