Воскрешение из мертвых

— У меня есть вопрос, — поднимается со своего места Колокольчиков. — Тут ведь собрался в основном народ молодой и в бога все равно не верующий, а батюшку и старушек разубеждать в этом явно бессмысленно, поэтому давайте договоримся не требовать от товарища лектора доказательств того, что бога нет. В том случае, конечно, если батюшка не докажет нам, что он есть.

— Простите, товарищ, не знаю вашей фамилии, — обращается Корнелий к Колокольчикову. — Давайте сначала договоримся не оскорблять священника. Времена грубой антирелигиозной пропаганды, как вы знаете…

— Да я и не думал его оскорблять, товарищ лектор! — испуганно восклицает Колокольчиков. — В крайнем случае могу и извиниться…

— Что вы, что вы! — испуганно простирает руки вперед отец Никанор. — Не надо мне никаких извинений! Молодой человек ничем меня не оскорбил.

— Ну, так позвольте мне тогда продолжить мой вопрос, — просит Колокольчиков. — Вот что хотелось бы нам узнать у товарища лектора: правда ли, что великий русский физиолог Иван Петрович Павлов был верующим?

— Очень хорошо, что вы спросили об этом, — одобрительно кивает головой Корнелий. — Я постараюсь рассеять заблуждение, бытующее даже у некоторых атеистов. Прежде, однако, я должен напомнить вам, как Иван Петрович Павлов понимал религию. На одной из своих клинических «сред» о происхождении веры говорил он следующее…

Корнелий торопливо листает свой конспект и, поправив очки, читает:

— «Когда человек впервые превзошел животное и когда у него явилось сознание самого себя, то его положение было до последней степени жалкое: ведь он окружающей среды не знал, явления природы его пугали, и он спасал себя тем, что выработал себе религию, чтобы как-нибудь держаться, существовать среди этой серьезнейшей, могущественнейшей природы».

Такое толкование Павловым происхождения религии совпадает, конечно, с точкой зрения исторического материализма.

— Значит, он признавал веру? — снова спрашивает Колокольчиков.

— Да, в какой-то мере, и только для слабых. «Вера существует для того, чтобы дать возможность жить слабым», — говорил Иван Петрович.

— Он выражался и более ясно, — бросает вдруг реплику отец Никанор. — Он заявлял: «Есть слабые люди, для которых религия имеет силу».

— А откуда это, извиняюсь, батюшке известно? — подает голос Вадим Маврин.

— Читает, наверное, не только Библию, — высказывает предположение Корнелий.

— Павловские клинические «среды», например, — подтверждает отец Никанор.

— Вот видите, — улыбается Корнелий. — И вообще, должен я вам заметить, мы недалеко пойдем в нашей атеистической деятельности, если всех церковников будем изображать людьми невежественными, незнакомыми с достижениями современной науки.

— Куда же это мы попали?! — вскакивает вдруг Вадим Маврин. — За кого нас тут агитируют? Против попов или за попов? Ничего себе лектора нам прислали!…

— Ведите себя как полагается, товарищ! — повышает голос Козырев.

— Чего вы его осаживаете? Он правильно говорит, — поддерживает Вадима его седовласый сосед. — Когда я комсомольцем был, разве так мы с попами боролись? Мы тогда в их церквах комсомольские клубы устраивали. Зато сейчас против них и слова нельзя сказать. Если не в милицию за это потащат, то извиняться заставят. А за что извиняться? За то, что мы их религиозный дурман разоблачаем?

— И лектор тоже, видать, из бывших попов!… — выйдя из себя, вопит Вадим Маврин.

— Ну, знаете ли, товарищ Козырев!… — Повышает голос Корнелий. — Раз меня так оскорбляют тут, я уйду. Я не хочу терпеть оскорбления!

— Нет, уж тогда лучше я уйду, — встает отец Никанор.

— Это же безобразие, товарищ! — стучит стаканом по графину с водой Козырев. — Не милицию же мне вызывать для наведения порядка?

— Вот-вот! — ехидно ухмыляется сосед Вадима Маврина. — Что я вам говорил? Перед батюшкой пардоны, а нашего брата в милицию. Дожили…

А как только отец Никанор со своими старушками уходит, снова поднимается Колокольчиков.

— Может быть, теперь, когда священнослужитель, так действующий на нервы некоторым молодым и пожилым комсомольцам, удалился, дадим возможность товарищу лектору закончить свою беседу?

— Правильное предложение! — выкрикивает кто-то из поселковых комсомольцев. — Хватит этим дачникам обструкции тут устраивать!

В зале воцаряется тишина.

— Ну хорошо, я продолжу, — примирительно произносит Корнелий. — Жаль, однако, что батюшке пришлось уйти. Он ведь выслушал только позитивную, так сказать, часть моей оценки духовенства, что, как вы понимаете, было с моей стороны чисто полемическим приемом. А теперь, к сожалению, уже в его отсутствие, придется мне рассказать вам, почему приходится современному духовенству изучать естественные науки и даже марксизм. Конечно, не от хорошей жизни, товарищи!