Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.

Ректор не сразу отвечает на этот вопрос. Видно, что-то смущает его. Прикидывает, должно быть, насколько можно открыться Дионисию.

— С вами, Дионисий Дорофеевич, хотел прежде посоветоваться, — молвит наконец Арсений. — Если вы не одобрите, то тогда и к архиерею ни к чему…

— Что я могу вам посоветовать, Арсений Иванович? — вздыхает Дионисий. — Вы и без меня знаете, как вам лучше поступить. Но я бы на вашем месте не стал пока ставить в известность владыку. Пусть Феодосий попробует, а там видно будет.

— А не авантюра ли это?

— Средств он на свое предприятие не требует?

— Пока об этом ни слова.

— Раз так, значит, ущерба лично вам и семинарии никакого. На авантюру, стало быть, это не похоже…

— Но если все-таки мистификация? Сраму тогда не оберешься.

— Да уж не без того, — соглашается Дионисий. — Однако рискнуть можно. Только покажите мне потом, что там у него получится.

— Непременно, Дионисий Дорофеевич.

— А где он этой реставрацией заниматься собирается? Нужно ведь его лекальщику какую-нибудь мастерскую предоставить для изготовления шрифтов. Потом еще и печатный станок соорудить.

— Станок-то, я полагаю, им не понадобится…

— На чем же он печатать будет? Не понесет же все это в типографию?

— Я ему это и не разрешу, пока вы не посмотрите. А под мастерскую попросил он подвал особняка архиерея Троицкого.

— Это где Травицкий с Куравлевым экспериментировали?

— Они в самом доме орудовали, а ему нужен только подвал

— В особняке ведь протоиерей Полоцкий живет?

— Он вчера по указанию патриарха на три месяца со всей своей семьей в Киев убыл. Мы за это время собирались особняк как следует отремонтировать. В нем всего три жилые комнаты осталось.

— А подвал?

— Подвал добротный. В нем при архиерее Симеоне хранилось церковное вино и мед от собственных его пасек. Да еще свечи. Свечной завод Троицкого находился в то время на соседней улице. Богатый был архиерей.

— Вы не помните, Арсений Иванович, кто унаследовал его капиталы?

— Говорили, что дочь, проживавшая в ту пору в Париже.

— У архиерея — дочь?

— Незаконнорожденная, конечно. По завещанию ей будто бы все отошло…

— Откуда известно, что именно ей?

— Ходили такие слухи. Но может быть, и дочери никакой не было? За это ручаться не могу. Может, и капиталов больших не осталось, жил-то он на широкую ногу, вопреки духовному сану своему. А молва о зарытых где-то сокровищах его, не более как легенда. Кое-кто копался ведь и в подвалах и во дворе его жилища, да ничего не нашел.

— Нет ничего живучее легенд о кладах, — усмехается Дионисий. — Какие доводы не приводи, все равно находятся кладоискатели.

— Феодосий человек образованный и трезвый, ему никакие легенды голову не затуманят.

— Я бы этого не сказал, — с сомнением покачивает головой Дионисий. — Тайны «пришельцев» разве не своеобразные клады?

— Да, пожалуй… — соглашается отец Арсений, почесывая бородку.

13

На благовском вокзале Татьяну Петровну Грунину встречает Андрей Десницын и той же дорогой, какой ходил когда-то с Настей, идет с нею к Боярским, уже предупрежденным дочерью о приезде московской гостьи. Ему очень хочется спросить ее об Олеге, встретилась ли она с ним перед отъездом, но он не решается.

И вдруг Татьяна говорит:

— Чуть не забыла привет вам от Олега передать. От всех остальных тоже, но от него особенный. Так и просил сказать.

— Спасибо, Татьяна Петровна. И мне особенно приятно получить этот привет от него. Я больше дружу с Анатолием, и все считают, что мы с ним закадычные, как говорится, друзья. Но, знаете, мне с Олегом интереснее… Анатолий прекрасный человек, честный, смелый, отчаянный человек. С ним куда угодно и против кого угодно. Зато с Олегом можно о чем угодно… Извините, пожалуйста, что я так бестолково. Все никак не научусь говорить во весь голос, все кажется, что меня осуждает кто-то. По Фрейду, это «комплексом вины» называется. Ведь столько лет прожил зря…

— Ну, полно вам, Андрей Васильевич! — берет его под руку Татьяна. — Нашли же вы в себе силы порвать с прошлым.

— Какие там силы, Татьяна Петровна! Сейчас, во второй половине двадцатого века, это не подвиг. Вот если бы во времена Коперника или Галилея. А сейчас все это естественно, если ты неглуп и достаточно образован…

— По-моему, все гораздо сложнее.

— Сложнее у некоторых, а у большинства лишь по невежеству. Статистика тут говорит сама за себя. Верующих с высшим образованием буквально единицы, главным же образом малограмотные и неграмотные. И в основном люди пожилые, те, кому за пятьдесят и шестьдесят. А вы хвалите меня за то, что я порвал с религией в двадцать семь. Может быть, я страдаю не только «комплексом вины», но и «комплексом неполноценности», но мне до сих пор совестно признаваться, что я был когда-то кандидатом богословия…

— Вам эта тема, видно, не очень приятна, давайте тогда поговорим о другом. Вам пока ничего не удалось разведать о Вадиме? Может быть, мы идем не по тому следу?

— След верный, Татьяна Петровна. Мой дед беседовал вчера с ректором семинарии, и, судя по тому, что тот сказал о замыслах Телушкина (он тут отцом Феодосием прозывается), ему без Вадима Маврина не обойтись.