Воскрешение из мертвых

— Их приходится с боем вырывать у хозяев поточно-конвейерного предприятия. Да и сами условия такого производства понуждают его хозяев повышать заработную плату своим рабочим, чтобы они имели возможность получать лучшее образование, лучше питаться и отдыхать. Без этого им не выдержать бешеного темпа конвейерного производства, а хозяевам — конкуренцию других предпринимателей. И как ни парадоксально, но именно предприятия с самой высокой зарплатой оказываются ареной наиболее острых классовых столкновений.

— А я снова хочу вернуться к машинам, — шумит Грачев. — Выходит все-таки, что не все там нуждаются в машинах. Те, кто работает не на поточно-конвейерном производстве, например. Для них это все же не первая необходимость, а комфорт.

— Конкуренция делает свое дело во всей капиталистической промышленности, — отвечает на его вопрос Рудаков. — Более высокий уровень интенсивности труда поточно-конвейерных предприятий постепенно распространяется и на другие отрасли капиталистического производства, перестраивая потребности рабочей семьи. И одна из этих потребностей — мобильность, необходимость иметь свой автомобиль, чтобы не быть привязанным только к ближайшему заводу.

— И все-таки не у всех, наверно, такая нужда.

— Однако приходится покупать автомобили почти всем. Ведь стоит только одной трети жителей какого-нибудь пригорода купить собственные машины, как местная автобусная линия становится нерентабельной, и компания снимает ее. И тогда две трети населения оказываются вынужденными покупать себе собственные машины (большей частью, правда, уже подержанные), чтобы было на чем вовремя добираться до своего завода или службы.

— Там не напишешь жалобу в «вечерку» на плохую работу городского транспорта, — смеется кто-то. — Не пожалуешься в райисполком или Моссовет. В «свободном мире» всех интересует лишь собственная выгода.

А Рудаков, заключая беседу:

— Вот почему в Америке никого не удивляют безработные, приезжающие за даровой похлебкой на собственных автомобилях. И конечно же, ни о каком обуржуазивали рабочего класса там и речи быть не может.

…— Вот и снова встретились мы с вами, гражданин следователь, — добродушно улыбаясь, говорит Груниной Грачев, вызванный ею на допрос. — Не послушались, значит, моего совета, не пошли в актрисы? Стало быть, работа эта вам по душе. А вот зачем снова допрашивать меня собираетесь, не пойму что-то. Не дозволяется разве отмечать в семейной обстановке такое событие, как получение родной сестрой аттестата зрелости? Компания, не скрою, была веселой. Попели, потанцевали — молодежь ведь. Ну и выпили малость, однако в пределах нормы. Это раньше позволял я себе переборы, а теперь…

— О том, каким вы стали теперь, говорить, по-моему, рано, — прерывает Грачева Грунина. — Это «теперь» только еще начинается, и от вас зависит, как оно сложится. Но допрашивать я вас буду не о том, как вы отметили получение аттестата зрелости.

— Так в чем же дело тогда?

— А дело в том, что один из ваших вчерашних гостей убит этой ночью неподалеку от вашего дома.

— Убит?… — слегка дрогнувшим голосом переспрашивает Грачев. В глазах его растерянность, значит, это новость для него. — Вот уж чего никак не ожидал. Все ведь было очень мирно, никто не перепил. Разве вот только Васька Бричкин? Так он вообще оболтус, несерьезный малый…

— Зачем же вы тогда пригласили его на праздник сестры?

— Учился он с Мариной в одной школе и был в нее влюблен еще со школьной скамьи, как говорится. Так это с ним, наверное, случилась беда? Его это убили?…

— Да, его.

— Но кто? Кому этот жалкий забулдыга мог стать поперек пути?

— С вашей помощью я и хотела бы это выяснить. Когда он ушел от вас?

— Около одиннадцати… В общем-то, я сам его выпроводил. Решил, что ему уже хватит. Со своим корешем Филькой Паниным он и ушел. Этот Панин может вам, пожалуй, больше моего теперь помочь. Они с Бричкиным закадычные друзья.

— А когда разошлись остальные гости?

— Примерно через четверть часа. Перечислить, на верное, нужно, кто был у меня?

Пока Грачев называет фамилии своих гостей, Грунина торопливо думает:

«Похоже, что он действительно ничего не знает об этом убийстве. Чистая случайность, что оно произошло, или, может быть, Каюров решил избавиться от такого «неуправляемого» помощника, как Бричкин? Скорее всего, было у них в ту ночь бурное объяснение. Не так, видно, вел себя Бричкин у Грачева, и особенно потом, на улице, как ему предписывалось. А Каюров вспыльчив… Может быть, и не хотел убивать, а только проучить. Ну, а теперь сложившуюся ситуацию он, наверное, постарается использовать для запугивания Ямщикова и Десницына…»

— Вот и все, что я могу вам сообщить, гражданин старший инспектор, — заканчивает свои показания Грачев. — И совершенно чистосердечно, безо всякой утайки. А что касается убийства Бричкина, то ни малейшего представления не имею, кто бы мог это сделать. Безобидный был малый…

— И никогда ни с кем не дрался?

— Ну кто же из мальчишек не дерется? Дрался, конечно. Это ведь у них почти спорт.