Воскрешение из мертвых

— «Первый человек» — христианин был вполне удовлетворен всеми догмами церковного учения и не обращал внимания на многочисленные несуразности. Но он пережиток прошлого. «Второй человек» появился в католической церкви, уже пораженной коррозией, значительно позже. Однако он еще надеялся, что она сможет приспособить свои учения к духовным и иным потребностям нового времени. «Третий человек» уже ничего не ждал от церкви и ни на что не надеялся.

— А «четвертый человек», наверное, уже бунтует?

— Да, «четвертый» бунтует, но он, как пишет ксендз Давези, все еще остается в церкви, чтобы совершить в ней революцию, так как в ее нынешнем виде она представляется ему до такой степени прогнившим институтом, что самое лучшее, что можно ей пожелать, это смерть.

— Ого, как решительно настроен этот «четвертый человек»! — невольно восклицает Олег.

— И не только в адрес церкви, но и в адрес самого наместника святого Петра — папы Павла Шестого. «Четвертый человек» недоволен его единовластием. Он домогается коллегиальной организации высшей власти в церкви и отказа папы от внешней пышности. Дело доходит даже до неуважительного обращения на «ты» в письмах к «наместнику бога на земле» и забрасыванию камнями его автомашины, как это случилось, например, в Сардинии… Но вот мы и приехали!

— Сейчас направо, — говорит Десницын шоферу, — и, пожалуйста, помедленнее. Видите тот дом на углу? — поворачивается он к Олегу. — Два освещенных окна на втором этаже — это в квартире Грачевых. Я думаю, нам надо проехать немного подальше и там остановиться.

Они так и делают. Потом переходят на другую сторону улицы и внимательно всматриваются в окна Грачевых. Но сквозь их плотно задернутые занавески ничего не могут рассмотреть. А когда проходят мимо фонаря, Олег смотрит на свои часы — уже одиннадцать.

— Пожалуй, Анатолий еще там, — говорит он Десницыну. — Грачеву ведь рано на работу, и он давно бы лег спать, если бы у них никого не было. А Анатолию пора бы уже домой.

— Давайте походим еще немножко, может быть, он скоро выйдет…

Но в это время открывается дверь одного из подъездов дома, в котором живут Грачевы, и на улице появляется Анатолий. Олег тотчас же узнает его по высокому росту и широким плечам. А рядом с ним еще кто-то, коренастый и сутуловатый.

— Неужели он с Грачевым? — шепчет Олег. — Да, похоже, что с ним. Проводить вышел до автобусной остановки или еще куда?…

Они осторожно идут следом за Анатолием и Грачевым по другой стороне улицы, внимательно всматриваясь в каждое их движение. На углу Конюховской и Раздольной, по которой ходят автобусы, Ямщиков прощается с Грачевым.

— До остановки теперь недалеко, а вон и автобус, кстати, — слышат они голос Анатолия. — А ты иди, Павел, время позднее, спать не так уж много осталось.

— Ну, будь здоров! — протягивает ему руку Грачев. — Да не забудь об уговоре.

— Все будет, как условились, — обещает Анатолий. — Я своих слов на ветер не бросаю.

Рудаков с Десницыным заходят в темную подворотню, пропуская возвращающегося к себе Грачева. А как только он проходит, спешат к остановке и едва успевают вскочить в подошедший автобус.

18

Машина плохо освещена, и Анатолий, кажется, не узнает их. Он уже успел оторвать билет и сесть на второе от входа сиденье. Олег с Десницыным устраиваются сзади. В автобусе, кроме них, только две пожилые женщины у самой кабины шофера.

Едва Олег собирается окликнуть Анатолия, как вдруг он сам, не оборачиваясь к ним, произносит:

— Привет, гасконцы!

— Узнал, значит! — радостно восклицает Олег, хлопая друга по плечу.

— Спасибо, ребята! — порывисто оборачивается к ним Ямщиков. — Догадываюсь, почему вы тут. Но, как видите…

— Это-то мы видим, — прерывает его Рудаков. — Расскажи лучше, о чем с Грачевым договорился.

— Я вам все по порядку. Пришел — Марина вся в слезах. У нее с братом был, оказывается, серьезный разговор. Она начала было объяснять, что у них произошло, но я ничего не понял. Тогда Грачев уже сам: «Вот, говорит, какая ситуация, Анатолий…» И рассказал мне, в какую страшную кабалу он попал, случайно познакомившись с бежавшим из заключения бандитом. Фамилии его он не знает, известна ему будто бы только его кличка — «Туз». Запуган он им до крайности, даже говорить не мог спокойно…

— А это не игра была? — с сомнением спрашивает Олег. — Не притворство?

— Похоже, что не сочинял. Голос дрожал довольно естественно. Да и Марина все это подтверждала. Говорит, всю жизнь он им исковеркал. И рыдала при этом так, что мы с Грачевым не знали, чем ее успокоить. Чуть ли не полстакана валерьянки выпила.

— Ну, а что же они хотели от тебя?

— Марина ничего не хотела. Умоляла даже не слушать брата, не ввязываться в это дело. А Грачев сказал, что должен я услугу какую-то Тузу оказать. Уверял, что только этим и его и себя смогу спасти…

— Это как же понимать?

— Грачев считает, будто Туз может подстроить все так, что я окажусь причастным к убийству Бричкина…

— Шантаж! — восклицает Рудаков.

— Вы бы потише, — шепчет ему Десницын. — Могут ведь услышать, — кивает он на женщин, тоже довольно громко беседующих о чем-то.