С первых строк мне стало ясно, что это любовное послание. Филипп писал, что больше без меня не может. Я должна найти способ вернуться во Фландрию. Он назвал мне имя храброго капитана торгового судна, готового переправить нас с сыном по морю. Мое сердце яростно забилось, всеми силами устремляясь к любимому, словно медведь, который рвется прочь из своей берлоги навстречу первым весенним дням.
Я приказала согреть воды, чтобы помыться. Потом велела приготовить ужин. Призвав к себе самых надежных и преданных фрейлин, я сообщила им, что мы отправляемся в Бильбао, и строго-настрого наказала хранить молчание. У нас была всего пара дней, чтобы тайком собраться в дорогу.
Но, увы, пока мы, словно пчелки, готовые выпорхнуть из улья, поспешно готовились к отъезду, капитан Гуг де Уррье предал нас с Филиппом, раскрыв королю Фердинанду наши планы.
Сборы были закончены. Я с сыном на руках пересчитывала во дворе сундуки с одеждой, книгами и провизией, когда на крепостном мосту вновь послышался конский топот. В воротах замка появился мой бывший друг и советник Хуан де Фонсека, епископ Кордовы, а за ним небольшой отряд солдат.
У меня подкосились ноги. Незваные гости наверняка принесли дурные известия. Епископ спешился, отвесил мне церемонный поклон и поинтересовался, что означают наши лихорадочные сборы.
— Я уезжаю, — заявила я. — Мой супруг ожидает меня во Фландрии.
— Прошу прощения, сеньора, но почему ее величество ничего не знает о вашем отъезде? Неужели вы собирались уехать, не попрощавшись с матушкой?
— Это касается только меня и моей матери. Ни она, ни кто другой не смогут меня удержать.
— И куда же вы намерены отправиться? Капитан Уррье добровольно уведомил его величество о вашем побеге. Так что в Бильбао вас никто не ждет.
К нам подошли Беатрис и мадам де Галлевин, готовые в любую минуту вмешаться и встать на мою защиту. У меня потемнело в глазах. Я задыхалась и дрожала всем телом, так что фрейлинам пришлось подхватить меня под руки.
— Что ж, если этот треклятый капитан вздумал меня предать, тем хуже для него, — выкрикнула я вне себя от гнева. — Я поеду через Францию.
— Разве вы не знаете, что Франция находится в состоянии войны с Испанией?
— С Испанией — возможно, но не со мной. Что вы стоите? — зарычала я на слуг, которые застыли на месте, побросав сундуки. — Продолжайте собираться.
— Именем ее величества королевы Изабеллы я приказываю вам остановиться! — прогремел голос епископа. Прежде чем я успела отреагировать, он дал солдатам знак закрыть ворота.
— Не смейте! — крикнула я. — Ни одна дверь в этом замке не закроется, пока я не выйду.
— Хуана, Хуана, я всего лишь выполняю приказ ее величества, нашей королевы, вашей матушки. Прошу вас, успокойтесь, — увещевал меня епископ.
Упоминание королевы возымело действие. Не обращая внимания на мои яростные крики, солдаты принялись поднимать крепостной мост. Мои дамы, оробев, отступили. Напуганные слуги снимали с мулов поклажу. Я обзывала их трусами и предателями, но они лишь косились на меня с опаской и жалостью. Я пришла в отчаяние. Епископ покинул замок, перед тем как подняли мост. Сунув Фердинанда на руки Беатрис, я взбежала на стену. Епископ скакал вдоль рва, а вслед ему летели мои угрозы и проклятия. Я вопила, что велю повесить их всех, когда стану королевой. Как они посмели нанести мне такое оскорбление на глазах у моих придворных! Утратив самообладание, я набросилась на солдат, охранявших ворота. Бедняги пытались удержать меня, пока не подоспела Беатрис.
Во рту у меня появился мерзкий привкус желчи. Лица, стены и небо кружились перед глазами в безумном хороводе. Немного успокоившись, я отправила вдогонку священнику гонца, чтобы извиниться перед ним и попытаться уговорить по-хорошему. Но тот, кто прежде был моим другом, передал через посланника Мигеля де Феррару, что больше не намерен сносить оскорбления и что он немедленно сообщит королеве о моем непотребном поведении. Такой ответ уязвил мою гордость. Я отправила Феррару назад с посланием, в котором просила епископа уведомить королеву, что ни дождь, ни солнце, ни ветер не заставят меня вернуться в замок Ла-Мота. Я останусь во дворе до тех пор, пока меня не выпустят за ворота.
Мне пришлось сдержать слово. Я примостилась у сторожевой будки и закрыла глаза. Постепенно бешеное сердцебиение улеглось, лицо и тело перестали пылать. Стражники и слуги удалились с боязливыми поклонами. Во дворе остались только присланные матерью солдаты, Беатрис и я. Фрейлина держалась от меня на почтительном расстоянии, но я могла видеть ее краем глаза.