Воскрешение Латунина

– Пока нет, – сообщил Возгривин. – Но процесс, так сказать, реанимации, завершается, и с часу на час сознание должно вернуться. Нам об этом тут же сообщат.

– Позвольте, – вмешался Николай Иванович. – Насколько я понял, этот академик восстановил по генокоду, так сказать, организм. Но ведь это не значит, что у этого, гм-м, новорожденного будет память покойного Латунина. Понимаете? Ведь, в конце концов, челюсть – не мозг.

По комнате пронесся вздох облегчения.

– Да, – вздохнул товарищ Антипов, – хорошо бы…

– К сожалению, товарищи, – вновь вмешался Сергей Михайлович, – если верить академику Рипкину, а не верить ему оснований пока нет, у Латунина номер два мозг будет точным слепком с мозга ТОГО Латунина. Так что, нам придется иметь дело в некотором смысле с самим Никодимом Кесарионовичем.

Все вновь приуныли. Чувствуя, что новых предложений не последует, товарищ Мишутин встал:

– Событие, слов нет, неординарное, товарищи. Но, думаю, даже из-за такого факта нам всем не следует отвлекаться от работы. Предлагаю создать чрезвычайную тройку для контроля над процессом. Туда, думаю, войдут товарищ Возгривин и Антипов и я сам. Как только этот… этот человек придет в себя, мы переведем его куда-нибудь в окрестности Столицы и будем держать под контролем.

– На Ближнюю Дачу, – подсказал кто-то. Ближняя Дача на протяжении многих лет была любимым местом товарища Латунина.

– Можно и туда, – кивнул Мишутин. – В прессе следует поместить несколько статей об успехах нашей медицины, чтобы подготовить общественное мнение на случай, если придется дать официальное сообщение. Постараемся не предавать дело особой огласке. В дальнейшем можно будет этого… станем называть его по-прежнему, Латунина, снабдить документами и отправить на жительство… ну, хотя бы на его родину, в Южную республику. А до этого будем держать его в изоляции. Кто за это предложение?

Все были, естественно, «за», только товарищ Антипов не преминул присовокупить обычное: «Ох, не знаете вы его!»

Заседание завершилось, все разъехались по своим делам, а чрезвычайная тройка – Мишутин, Антипов и Возгривин – занялись подготовкой к ожидаемому пробуждению бывшего вождя и учителя.

– Ну-с, обмозгуем возможные варианты, – начал Сергей Михайлович. – Андрей Гаврилович, ведь вы немного знали его. Как Латунин вел себя в чрезвычайных обстоятельствах?

– Звал Лаврентьева, – не задумываясь, отвечал товарищ Антипов.

При упоминании этой фамилии все вздрогнули. Лаврентьев, бывший министр внутренних дел, слыл одним из наиболее жестоких подручных Латунина. Впоследствии он был с общего одобрения отдан под трибунал и расстрелян.

– Да, – молвил товарищ Возгривин, – хорошо хоть этого не стали оживлять.

Тем же вечером из института сообщили, что воскрешенный, по словам академика Рипкина, вот-вот придет в сознание. Через час члены тройки уже были в лаборатории академика, где под стеклянным колпаком, укрытый простынями и обвешанный датчиками, покоился товарищ Латунин. Казалось, он мирно дремал и даже улыбался во сне.

– Прошу, хе-хе, прошу, – встретил высоких гостей неунывающий Илларион Рипкин. – Рад, хе-хе, рад. Давно вас не лицезрел, Андрей Гаврилович! Кажется, мы с вами изволили видеться, хе-хе, аккурат сорок два года тому назад, не припомните, хе-хе?

– Да-да, – пробормотал Андрей Гаврилович, не отрывая глаз от спокойного лица Латунина. – Он… скоро?

– Скоро, хе-хе, скоро, – пообещал академик. – Поздороваетесь, хе-хе.

И вот через несколько минут веки Латунина дрогнули.

– Спокойно, товарищи! – как можно внушительнее произнес Мишутин, но не выдержал и присел на стул – ноги не держали.

Латунин медленно открыл глаза.

– Ох! – Андрей Гаврилович на мгновение зажмурился.

Взгляд Латунина, вначале безразличный, а затем удивленный, скользнул по сторонам, после чего обратился на присутствующих. Все молчали.

– Здравствуйте, товарищ Латунин, – нетвердым голосом произнес, наконец, Андрей Гаврилович. – Как вы себя чувствуете? Как здоровье?

Латунин смерил Андрея Гавриловича странным взглядом, затем губы его разлепились, и в мертвой тишине великий вождь произнес первую в своей новой жизни фразу:

– Лаврентьева сюда! Почему его здесь нет?

Глава 6

Собственно, удивляться было нечему. Андрей Гаврилович довольно точно предсказал первую фразу Никодима Кесарионовича, обращавшегося к незаменимому Лаврентьеву в любых сложных обстоятельствах. Товарищ Мишутин вспомнил, как он, будучи на первом курсе университета, вместе со всеми бурно радовался расстрелу ненавистного временщика. Товарищ Антипов, в свою очередь, живо припомнил страх, который он испытывал, встречая в те давние времена Лаврентьева то на заседаниях, то на приемах у Латунина. Товарищ Возгривин же озабоченно подумал о том, что внезапное воскрешение диктатора может вызвать даже большие неприятности, чем он предполагал вначале.

– Лаврентьева ко мне! – вновь потребовал великий вождь, и глаза его загорелись столь памятным современникам желтоватым огнем. Надо было отвечать.