…А потом на него навалилась усталость. Он так много нервов и сил потратил в последние часы, дни и годы, что заслужил минуту тишины и покоя. Только одну минуту. Просто присесть на траву, чуть перевести дух и лететь дальше…
…Враг оседал на траву очень медленно, нехотя. Наверное, по сантиметру в минуту. Геннадий почему-то подумал, что с каждым этим сантиметром он что-то безвозвратно теряет. Может, вместе с Рогачевым с него сползала его прежняя, такая ненастоящая, глупая жизнь? Да и была ли она, эта жизнь?
Наконец, враг опустился перед ним на колени, беспомощно уткнувшись ему лицом в живот. Руки Рогачева упали вниз и повисли плетьми. На его левом плече Геннадий увидел имя «Лена», выведенное по-детски коряво, зарубцованное мелкими шрамами. Оно было похоже на слово из неоконченной предсмертной записки. Нательный крест с груди Рогачева сбился на спину, а в считаных сантиметрах от указательного пальца правой руки на земле лежал пистолет. Но на то, чтобы преодолеть эти сантиметры, у врага уже не было жизни…
Геннадий положил ладонь на бритый затылок Рогачева и с наслаждением всей грудью вдохнул запах гари.
Дождь слабел. Где-то далеко над степью уже брезжило солнце. Степь больше не пугала, а манила его. И еще захотелось снова, уже свободным, заглянуть в погреб, где он совсем недавно ждал приближения смерти. Но Геннадий подавил в себе эти соблазны. Он почти заботливо положил на траву Рогачева. Подобрал пистолет. И побрел в сторону леса, радуясь одной только мысли, что когда-то среди этих деревьев, быть может, прятался его дед…
…Он проснулся на вершине кургана. До тех пор, пока не вышел к нему, долго бродил по лесу. Он сразу узнал этот потертый временем камень, возле которого зимой ждал открытия магазина. И как только присел к камню, тотчас заснул. А когда пробудился, уже вечерело. Первое, что бросилось в глаза, — мокрый блеск куполов церкви, однажды укрывшей его от собственных страхов. Второе — туча воронья, кружащая далеко за станицей над пашней. Третье — кладбище, где водятся призраки, которых он уже не боялся.
К нему вернулся слух, пропавший после взрыва гранаты. Он достал из кармана мобильник Щербатого. Думал, здесь, на высоте, вблизи станицы, трубка поймает сигнал. Но гудков не было.
Небо расчистилось, и уже проступали первые звезды. Только сейчас до него дошло, что он выжил и, кажется, победил.
«Спрячься в огне, убей двух врагов», — вспомнились вдруг слова старика Панкрата Чудилина. Сумасшедшее пророчество сбылось.
К горлу подкатил комок.
— Дедушка, дай мне знак, что ты здесь, — прошептал он в вечернее небо.
Затаил дыхание. Ждал… Знака не было.
…Он долго сидел, привалившись спиной к огромному камню, слушал пение сверчков, вдыхал запахи трав и смотрел на раскинувшуюся внизу, зажигавшуюся огнями окон Островскую.
Потом решительно отшвырнул от себя пистолет. Встал на ноги и начал быстро спускаться по тропинке в родную станицу.
Все небо над его головой было усеяно счастливыми звездами…