Когда Коля вернулся с фронта, Катя находилась под Тамбовом вместе с Натиной матерью, которая была очень плоха. Сама Ната сдавала выпускные экзамены на своих фельдшерских курсах, дальше до конца лета была обязательная практика в больнице, и они еще в мае договорились, что она сменит Катю примерно в двадцатых числах августа. Шел 18-й год, Гражданская война; имение у Колпиных давно разграбили и отняли, и они жили, снимая комнату у своего бывшего садовника, честного, порядочного человека. Хотя у них почти ничего не осталось, здесь, в деревне, не то, что в Москве, они не голодали. Катя узнала, что Коля вернулся, из письма Наты, шло оно два месяца и дошло случайно, почта практически не работала. Она даже не стала на него отвечать, все ждала, что Коля или напишет сам, или приедет. Но он не ехал и не писал, она не понимала, почему, но ничего плохого ей в голову не приходило. И вдруг уже в последних числах августа, когда Катя знала, что со дня на день Ната ее сменит и она сможет вернуться в Москву, она получила два письма: одно от подруги с курсов, где среди прочих хороших и плохих новостей прочитала, что Коля и Ната теперь живут вместе, у них гражданский брак, что с недавних пор в моде, и письмо Наты, в котором о ней с Колей не нашла ни слова, это, кстати, поразило ее больше всего, а так - те же новости плюс приписка, что экзамены она, Ната, сдала на отлично, завтра получит в канцелярии диплом и сразу выезжает в Тамбов.
Что подруга написала правду, она не сомневалась; естественно, с Натой ни видеться, ни говорить ей было не о чем, понимала она и что Нате объяснения с ней тоже не нужны. Через два дня, договорившись с женой садовника, что если случится накладка и Ната задержится, она как-нибудь за ее матерью присмотрит, Катя уехала. До Москвы она добиралась с приключениями. Сначала не сумела найти лошадь и почти весь путь до Тамбова шла пешком, в Тамбове же вообще застряла. Неделю поезда не ходили, кто говорил, что нет угля, другие - что разобраны пути, еще чаще Катя слышала про банду "зеленых", которая пускает составы под откос. Что было правдой, не знал никто, но, похоже, и первое, и второе, и третье. Из Тамбова она вырвалась чудом. Через город в Москву на переформирование проезжал эшелон красных, и в одном из комиссаров Катя узнала Фединого товарища по гимназии. Она увидела его совершенно случайно, сидя со своей корзинкой на перроне, закричала, побежала за ним, он ей обрадовался не меньше, обнял, расцеловал. Ей его даже ни о чем не пришлось просить, он сам все понял и сам предложил довезти ее до Москвы. В Москву она ехала на открытой платформе с двумя сломанными пушками, их везли чинить. Это могла быть очень хорошая, веселая дорога: вокруг было еще лето, теплынь, везде спелые густые хлеба, которые со дня на день должны были начать убирать, в общем, нормальная, мирная картина, и что в стране творится черт знает что, можно было догадаться лишь на станциях.
Ей было жалко, что она не способна радоваться ни тому, что возвращается в Москву, ни что едет вот так, на открытой платформе и поезд идет быстро, почти без остановок, как раньше ходили одни скорые. В том, что произошло между ней и Колей, было что-то нечестное и несправедливое. Под стволом пушки у Кати было нечто вроде пещеры, она сидела там и ревела, объясняя себе, что, значит, они, хотя десятки раз и клялись, по-настоящему друг друга не любили; была игра, немного игры, немного любви, всего понемногу, если подобное оказалось возможным. Прошлого ей было особенно жалко, потому что без Коли, отдельно от Коли у нее никакого прошлого не было, не было даже раннего детства. Она не могла его куда-то задвинуть, а другое, наоборот, вывести на первый план и не знала, что делать. У нее словно вообще ничего не осталось. Почему-то тогда о Феде, как он примет, что Ната стала Колиной женой, она ни разу не подумала, может быть, из-за того, что для нее брак с Колей должен был стать началом длинного ряда событий, выстроить ее жизнь - здесь и рождение детей, и остальное, Федя же с Натой хотели и дальше идти параллельно, а это ведь не одно и то же. Вдобавок Федя, наверное, был теперь в Оптиной и еще ни о чем не знал.
Катя говорила тетке, что, конечно, она ничего в жизни не понимала и, когда спустя полгода узнала, какое впечатление брак Коли и Наты произвел на Федора, была поражена. Она услышала это от самого отца Феогноста, по своему обыкновению молившегося во весь голос. Происшедшим он был совершенно раздавлен. Такого горя, такой беды она от Федора не ждала и не могла себе представить. Сейчас, говорила она тетке, сколько бы ни было ей тогда жалко отца Феогноста, она ему за его горе благодарна, он им словно смягчил, сгладил ее беду, особенно после того, как она решила, что останется с ним, поможет ему все это пережить.