Читаем Воскрешение Лазаря полностью

Фрейлина и чертежник были началом. Дальше все, что Анастасия Витальевна наподслушивала за лето, Козленковы, расцветив подробностями, принялись персонально разносить по соседям. Каждому – свое, кто и какие гадости о нем говорил. Система работала исправно, люди даже благодарили, что им наконец раскрыли глаза. Если Анастасия Витальевна в коридоре или на кухне еще находила мирно беседующих соседей, она тут же принималась истошно вопить: «Ага, заговор! знаем мы вас, удар в спину готовите!» – и жильцы трусливо ретировались по комнатам. В итоге меньше чем за год Козленковы установили над квартирой полный контроль, на чем первый подготовительный этап операции закончился. Настало время ее главной части.

В Москве была тогда кампания по усилению бдительности. Газеты наперебой сообщали, что из Англии в город заброшена группа вредителей и диверсантов, задача которой устраивать взрывы на транспорте и тем дестабилизировать положение в стране. Вылавливая вражеских агентов, по Москве куда чаще обычного ходили милиционеры вместе с дружинниками и проверяли документы. По-видимому, целью кампании было выселить из Москвы так называемый деклассированный элемент. За последний год крестьяне сотнями тысяч устремились в большие города, где было легче найти работу. И вот теперь их вылавливали и отправляли обратно. Бдительность требовалась не только от милиционеров, помочь выследить диверсантов и их обезвредить призывались рядовые граждане, так что когда за это взялись Козленковы, в квартире никто не удивился, наоборот, приняли за должное.

Как-то ранним утром те, кто встали первые, обнаружили, что Козленков с женой, в укороченном варианте пропев в шесть часов утра революционные молитвы, вынес из чулана маленький детский столик, стул и теперь сидит там, где раздваивается квартирный коридор. Если идти прямо, попадешь на кухню, свернув же налево, упрешься в ванную и уборную. Куда бы тебе ни было нужно, Козленкова не миновать. Кстати, детский столик был Козленкову совершенно под стать – он тоже был маленький, толстенький и смотрелся за ним, будто гномик. И вот каждого, кто вышел из своей комнаты и по естественной надобности направился в уборную, стоило ему поравняться со столиком, Козленков вежливо останавливал и, объяснив, что во время Гражданской войны он был красным подпольщиком, а сейчас является в квартире единственным членом партии, то есть несет за все персональную ответственность, просил предъявить документы. Кстати, он мог и врать, но потребовать документы у самого Козленкова никому и в голову не приходило.

Прежде чем пропустить их туда, куда они направляются, продолжал объяснять Козленков опешившим жильцам, он обязан узнать, кто они такие, в частности, прописаны ли они в данной квартире, имеют ли законное право вообще находиться в Москве. Он требовал все документы, какие у них были: и удостоверение личности, и военные билеты, и профсоюзные книжки – внимательно, облизывая губы, сверял печати и подписи, иногда даже рассматривал их через увеличительное стекло. Если записи оказывались нечеткими или затертыми на сгибах, он ругался, делал пометки в своей толстой амбарной книге, словом, был бдителен, придирчив, но, как правило, в конце концов пропускал, и ты, чуть ли не полчаса сжимавший ноги, проскальзывал в вожделенную уборную. Многие из-за его проверок опаздывали на работу, за что в те годы по головке не гладили.

Коля и тогда и позже не раз, причем весьма одобрительно, писал Нате о Козленкове. Первое письмо, напрямую связанное с началом проверок, по-моему, тем же числом и датируется. Не вдаваясь в подробности, Коля замечает, что именно подобные люди сейчас нужны России. Необходимо, невзирая на лица, тщательно и придирчиво проверить каждого, действительно ли он – законная часть избранного народа. Страна, пишет он, не может обойтись без такого, как Коля его называет, «народного кадровика», который единственный способен дать точный ответ, кто здесь свой, а кто чужой, пришлый. Выявить тех, кто затесался в народ, воспользовавшись общей смутой и неразберихой, или еще хуже, заброшен врагами, чтобы разрушить нашу монолитность. Если он, Коля, идет по стране и своими проповедями понуждает людей снова сойтись в народ, то следом за ним должен идти Козленков и удостоверить то, что получилось. Прошедший его проверку точно знает, что – да, он часть избранного народа. Он избран навечно, со всеми, связанными с этим правами и преимуществами. Без Козленкова, заключает Коля, народ заново не соберешь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Улица Чехова

Воскрешение Лазаря
Воскрешение Лазаря

«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа возводят свою собственную утопию, условие построения которой – воскрешение мертвых, всего рода человеческого, вплоть до прародителя Адама… Специально для настоящего издания автор переработал и дополнил текст романа.На сегодняшний день Владимир Шаров – чемпион по литературным провокациям, а его книги – одно из любимых чтений русских интеллектуалов.

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Поцелуй Арлекина
Поцелуй Арлекина

«Поцелуй Арлекина» – полный таинственных странностей роман, составленный из четырех циклов рассказов. От имени своего «старого доброго приятеля» Валерьяна Сомова автор описывает жизнь героя, с которым то и дело происходят невероятные события. Все начинается в Петербурге, странном пространстве, известном своей невероятной метафизикой, потом герой оказывается в тихой малороссийской деревне, современной Диканьке, по-прежнему зачарованной чертовщиной, после чего он перебирается в Москву – «шевелящийся город»… Но главное в этих историях – атмосфера, интонация, фактура речи. Главное – сам голос рассказчика, звучащий как драгоценный музыкальный инструмент, который, увы, теперь редко услышишь.Специально для настоящего издания автор переработал и дополнил текст романа.

Олег Георгиевич Постнов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги