– Ладно, – лениво кивнул халдей.
Вскоре мы уже жрали портвейн как культурные люди.
«Как же мне жить? – топорщился пьяный мозг. – Надо найти денег. Пить-то надо. Иначе такое ку-ку словлю от перемещений и трансформаций. А где их взять? Нет, приятели у меня должны быть в этом времени. Бред. Им же по 15–17 лет! И как это будет выглядеть?! Очень любопытно. Я ваш друг из будущего, с которым вы подружитесь года через два, поэтому дайте чирик! Зашибись! А родители? Где они?! Получается, что нет никаких родителей и меня тоже нет! В моем доме сидит этот „Микроскоп, улыбка, негр, декалитр, еврей“. Заслуженный деятель культуры. А должен быть я! Ну или хотя бы отец и мать! Что происходит?! Ладно. Разберусь».
В «Маринке» уже включили музыку. Вокруг мигали разноцветные огоньки.
Я же продолжал топорщить мозг.
«Как я тут, в прошлом, без денег? И вообще. Надо что-то продать. Например, джинсовку! Не портки же! Помню, году в 80-м или что-то около того, знакомый фарцовщик Сперанский предлагал мне куртку Lee за 70 или 80 рублей. Ношеную, конечно. Новая стоила в два раза дороже. Интересно, почему я это запомнил? Наверное, очень мечталось о такой куртке, но таких денег, конечно, не было».
Я отупевшим взором обвел зал. Кому можно предложить? Справа от нас малолетки лет по семнадцать втихаря глотали сушняк из-под стола. Они бы взяли, но 80 рублей у них отродясь не было. Это же месячная зарплата некоторых. А вот чуть дальше сидели люди поинтересней. Двое ребят лет 27–30, загорелые, крепкие, коротко постриженные. И две девушки.
Один из них, с немного вьющимися темными волосами, был уже крепко поддат. Он брал общепитовскую тарелку со стола и с улыбкой нильского крокодила ломал ее руками пополам. Хрясь, и два фаянсовых полулуния в руках. Хрясь, и еще две половинки. Причем выражение лица этого гражданина не менялось. Та же блуждающая улыбка земноводного. Девочки – по шмоткам или стюардессы, или продавщицы из валютной «Березки» – млели от восторга и хихикали. И все это под мелькание прожекторов. Официанты стояли поодаль и тоже млели, но от ужаса и почтения. Один стоял непосредственно перед компанией и держал стопку свежих тарелок.
– Не лезь, – открыл глаза закемаривший Виталик. – Это комитетчики. Часто здесь карусель устраивают. Курсанты из Высшей школы КГБ. Халдеи, и те ссут.
Темноволосый продолжал рвать посуду. Сидящий рядом худощавый, но крепкий парень, рано начавший лысеть, с немного утиным носом, пытался лениво остановить приятеля.
– Коль, Коль, перестань, ну хватит…
На мгновение у рвача мелькнул отблеск сознания.
Он нагнулся, взял за ножки стул, на котором сидел его приятель, и повернул его так, что тот очутился к нему спиной.
– Вова! Не лезь. Я тренирую мозг. На со-сре-до-вточенность! – промямлил амбал. И опять пошел ломать тарелки.
Вова махнул рукой. Поймав мой взгляд, он пристально посмотрел и через секунду развел руками, будто извиняясь. Мол, ну что делать?
Я понимающе кивнул. Визуальный контакт был установлен. Действительно, что мне комитет. При мне и Союза-то нет никакого. А тут бояться кого? И потом, не исключено, что все же это сон.
– Уважаемый… – я махнул рукой Вове. – Есть беседа, достойная двух донов.
Вова внимательно посмотрел на меня, кивнул и показал на свободный стул рядом. Я снял с себя куртку, набросил на руку и сел рядом. Крушильщик фаянса меня даже не заметил. У него были дела поважней.
– Куртка. Levis. Ношу два месяца.
Вова взял в руки, пощупал мой товар.
– Штатовская или бразильская?
– Штатовская. На бразильской флажок оранжевый.
– Сколько?
– Много.
– А конкретнее?
– 100.
– 70.
– Не… 85 край. Меньше не могу.
– 80.
– Давай.
Володя полез в карман, достал бумажник.
– Коль, харэ тут шапито устраивать. Деньги есть?
Одолжи тридцатник.
Колино лицо пошло на вторую попытку осмысления окружающего мира.
– А че надо?
– Да вот… Куртку.
– Да ты что? Покажи ему ксиву, так отдаст!
– Ко-ля! Не хами! Котлеты отдельно, а мухи отдельно. Дай тридцатник!
– Нет.
– Есть.
– Нет.
– Коля!
– Ну на, – амбал полез в пиджак и достал из внутреннего кармана три красных червонца. – Дурак ты, Вова.
– Держи, – Володя добавил свои десятки и пятерки. – Пересчитай.
– Верю, – махнул рукой я.
Потом мы пили с Вовой водку. Потом потерялась Ленка. Потом нашлась. Потом вроде исчез Вова. Потом, может, и нашелся. Потом я пытался ломать пополам тарелки. Выходило плохо и только если об пол. За это, наверное, нас и выкинули. Потом не знаю. Потом была вспышка сознания, что я опять стою в будке и куда-то звоню. И протяжный вой Мундельсона, изведенного пятьсот первым телефонным звонком. Я засыпал, шевеля губами:
– Микроскоп, улыбка, негр, декалитр, еврей…
Пятая глава