Воскресни за 40 дней

После увиденного и услышанного я наконец-то вырвался из «клетки»… Но поздно. Алексис уже убит морально. Раздавлен. Уничтожен. Его слова уже ничего не значили. За пару минут он искромсал свое прошлое, настоящее и будущее, просто признавшись всем в том, что он гей.

Он повернул ко мне лицо. Сквозь пальцы пронзил меня пустым и в то же время заинтересованным взглядом. Ему было любопытно, смотрел ли я на него так, как смотрели окружающие. Нет, это было не так! Из меня рвались тысячи слов покаяния перед ним, но все они, как назло, застряли в горле. Я боялся произнести их безразлично, для галочки, а потому молчал, стараясь не смотреть ему в глаза, ибо был уверен, что расплачусь и упаду перед ним на колени.

«Прости меня, Алексис. Пожалуйста, прости…»

– Ты у нас, однако, ранимая душонка! – продолжал насмехаться Джесси. – Ответь, пожалуйста, на один вопрос: а папа знает?

– Ха-ха. – Смешок Алексиса заставил всех замолчать. Он убрал руки от лица и, блестя хитрыми глазами, спросил:

– А твой о тебе?

Джесси пришел в бешенство. Дружки едва удерживали его, когда он набросился на Алексиса с тяжелыми кулаками, как разъяренный хищник на добычу.

К школе подъехала машина. Из нее вышел перепуганный мужчина и прокричал на весь двор:

– Что здесь происходит?! Алексис! – позвал мужчина парня. – Боже, что вы с ним сделали?!

Мистер Бертольд, точно перепуганная птица, увидевшая опасность над своим гнездом, кинулся в нашу сторону. Подростки тут же отступили, как бы говоря: «Мы просто в сторонке стояли!»

Крепкими руками мужчина ощупал вялого сына, обхватил его испачканное кровью лицо и поднял на ноги. Алексис дрожал. Он мог упасть в любой момент и изо всех сил вцепился в кожаную куртку отца. Тяжелый взор мистера Бертольда упал на обидчиков сына.

– Кто это сделал?! – грозно спрашивал он басом, да таким, что все, считая меня, затряслись и попятились назад.

Никто не желал признаваться. Равно как и не нашлось желающих испытать на себе гнев разъяренного отца.

– Алексис, кто тебя избивал?

Парень посмотрел в мою сторону. В мою! Я лишь сильнее почувствовал себя виноватым. Выходит, Алексис действительно стал ненавидеть меня за то, что я не помог ему? Или же он просто повернулся в мою сторону? Как же сложно уловить ход его мыслей.

– Это неважно. Все закончилось. Папа, я хотел сказать тебе кое-что… Я согласен уехать в Амстердам. Здесь мне нечего делать. Пора уже отпустить маму.

– Наконец-то ты образумился! Мы сейчас же едем домой.

Он шутит? Говорит это, обращаясь ко мне, чтобы я… Какой реакции он ждет от меня?

Этими словами он разрушил мою надежду на жизнь, но что хуже – возможность искупить вину перед ним. Он обрек меня на страдания. Я умру без него.

Своим выбором он вовсе не собирался сделать лучше для себя. Он хотел отомстить мне, зная о моих чувствах.

Они направились в сторону ворот. Когда Алексис проходил мимо, с моего языка сорвалось:

– Алексис! Пожалуйста, подожди!

Парень сразу остановился, но не повернулся ко мне лицом.

– П… п… – Всего одно заветное слово не желало дать себе волю. Не желало, ибо я сам не знал, как меня можно простить.

Алексис не дождался признания. Он ушел, послушно следуя за отцом. Не оглядываясь, не произнеся ни слова.

Это то, чего я заслуживал.

16

Если раньше я не показывался Алексису из-за того, что испытывал к нему неприязнь из-за случая с учительницей, то теперь просто сгорал от стыда, как комета в атмосфере.

Бывают такие моменты, которыми хочешь поделиться с другими. Выплеснуть свои эмоции и получить от собеседника хотя бы сочувствие. У меня не было человека, которому я смог бы излить душу. Диана? Я старался не трогать ее. Наши отношения испортились.

А время все текло. Время моего пребывания на Земле. Время, отведенное на исправление ошибки, стоившей жизни. Чем больше дней проходило, тем сильнее я убеждался в недостижимости цели. Алексис стал слишком далеким для меня. Он и раньше был неизведанным, как планета у далекой звезды. Я навоображал всего о нем, даже толком не узнав ближе. В какой-то момент мне захотелось, чтобы Алексис уехал отсюда навсегда и увез мою надежду на спасение, но… я умру от тоски по нему прежде, чем настанет сороковой день.

Однажды Диана пропала. Без следа. Без слов. Без намеков. Забрала телефон, ушла и не вернулась к вечеру. Меня одолевала тревога. Она не просто хотела побыть наедине с собой. Что если ее час настал и она убежала, дабы тихо уйти, как это делают кошки?

Я бросился в город. Всю ночь скитался по улицам в поисках Дианы. Луна едва-едва обрамляла уголки зданий, фонари горели вдоль тротуаров, но сам Фризенвейн был мертв.

Я пробежал мимо своего дома. Ночью он выглядел более зловещим, нежели днем.

Самое вероятное объяснение происходящего – Диана исчезла. Ее сорок дней прошли. Но почему же она не попрощалась со мной? Она не посчитала меня достойным узнать об этом или же просто не хотела устраивать трагедию? Но ведь вся жизнь человека – это трагедия, как ни взгляни. Чтобы стать счастливым, нужно делать то, что приведет к этому счастью. Чтобы стать несчастным, достаточно вообще ничего не делать.