Воскресное утро. Книга вторая (СИ)

Первая траншея была готова, и сейчас мотострелки вместе с пленными немцами рыли ходы сообщения в тыл. По-видимому, второй линией обороны станут как раз стены и подвалы крепких немецких или польских домов и усадеб. Смирнов точно не знал, кто тут жил до войны и, кто все это построил. Да и местных не видел. Точнее видел, когда въезжал на танке во главе роты в городок вереницу женщин, детей, стариков, с узлами и чемоданами, спешащих покинуть родные дома, прежде чем тут начнут рваться снаряды и мины. Но из люка танка невозможно было понять, немцы это или поляки. Да ему, по правде говоря, было все равно, кто они. К первым он особой ненависти не чувствовал, хотя перепечатку статьи Ильи Эренбурга в дивизионке читал, но и ко вторым любви не испытывал: помнил, сколько они крови его Родине попортили за последние двадцать лет.

Перед позициями пехоты до соседнего Юнкеракера, находящегося в 700–800 метрах западнее, слева от дороги, соединявшей оба городка, лежала равнина с небольшими пологими возвышениями и впадинами, разделенная квадратиками полей и кустарниками на межах. Иногда с окраины соседнего городка постреливали. Но на это мало кто обращал внимания. Для прицельного огня дистанция была велика, а пулеметов у немцев, сидящих в этом городке, по-видимому, не было.

На правом фланге до самого моря стоял сосновый бор. Расстояния между деревьями позволяли передвигаться через лес танкам, однако напрямую это вряд ли возможно было сделать. Толщина и высота сосен вызывали уважение. Этот бор давно не слышал стука топора. Так что танковая атака через бор была маловероятна. Единственными пригодными направлениями танковой атаки были железнодорожная узкоколейка и параллельно ей идущая просека. Сверху дорога и просека были прикрыты кронами сосен, и это давало возможность безопасного движения даже днем. Судя по колеям и утоптанному песку на просеке, использовалась она активно. Не говоря уже о железной дороге, пусть и не полноценной.

Местность Сергею понравилась. Для стрельбы из укрытий и засад лучше придумать и нельзя было. Самое сложное место было то, где он встал с первым взводом — вдоль дороги Юнкеракер-Штееген. Именно потому, что противник имел возможность выйти из-за домов сразу на прямой выстрел и на полной скорости достичь советских позиций за две — три минуты. Обнадеживало лишь то, что в поле между Штеегеноми и Юнкеракером копошились саперы, устанавливая мины.

На засады на просеках Сергей выделил четыре танка. Два танка второго взвода поставил на юго-западную окраину городка.

Все увиденное приподняло настроение, и даже мелкий моросящий дождик, закрывший небо для помощи с неба уже не расстраивал так, как десять минут назад.

КП комбата он нашел на второй линии обороны в подвале каменного дома. Там царила обычная суета: вызывали кого-то связисты, то и дело входили и выходили солдаты и офицеры, посреди подвала стоял стол, за которым сидел старший лейтенант и что-то писал в толстую тетрадь, заглядывая на расстеленную перед ним карту. В углу стояла притащенная, по-видимому, из дома деревянная кровать с пуховыми подушками и периной, на которой кто-то спал, накрывшись с головой шинелью. Спал одетым, только рядом с кроватью стояли офицерские сапоги с намотанными на голенища портянками.

Комбат, крепкий молодой майор, которого Смирнов наглядно знал, в это время что-то разглядывал в стереотрубу через пробитую в фундаменте дома амбразуру. Прервал доклад Сергея и первым протянул ему руку.

— Ну как, танкист? Как думаешь, скоро начнут?

— Не знаю. Два часа назад чистили городок у нас в тылу. Готовились по серьезному, а там две сотни инвалидов с винтовками и несколько сотен раненых.

— Это не показатель. А вот здесь все будет всерьез. Бить будут со всей мочи. И скоро. Потому как понимают: чем дольше нас не трогать, тем глубже мы закопаемся и тогда нас не сдвинуть. Ты — то сам как думаешь? Танки удержишь? А то ведь полноценно окопаться моя пехота не успеет. Зайдут их панцеры на позиции батальона и закатают в наших же окопах.

— Может, танков и не будет.

— Сам веришь, что говоришь? Немцы и без танков? Нет! Танки будут! Сколько? Не знаю. Надеюсь, что ты и мой ПТВ справятся. Надеюсь. А пехоты я не боюсь: у меня на два километра фронта больше 60 пулеметов. Это без твоих стволов.

Помолчали.

— Вот черт! Небесная канцелярия, мать ее за ногу! На стороне немцев играет! Это я умом сейчас понимаю, что это для нас минус, а год назад ровно наоборот — радовался такой погоде. Инстинкты заставляют радоваться. Я ведь войну начал на Юго-Западном. На Украине. Полк НКВД. Командиром роты. И там немцы нас сверху изрядно поддавливали. Неприятные ощущения, я тебе доложу! Кажется, каждый самолет целит в тебя, каждая бомба — твоя.

Ранение получил уже в боях в Коростеньском УРе. Тогда я уже убитого комбата сменил. В госпитале отлежался. Потом Особый Отдел, проверки и в Корпус попал. Приехал сюда, ну представился, все как положено. Удивило, что в расположение корпуса, далеко в тылу попал, как на секретный объект. Хотя почему как? Он и есть такой.